Наследие - [4]

С самого начала все эти интриги среди амазонок казались Джайре бредом сумасшедшего. Ну, как можно было говорить о добродетели, когда за спиной была спрятана корысть? Что так изменило высоконравственных защитниц мира? Когда это произошло? Момент упущен, с этим ничего не поделаешь.

Но что-то отравляло их разум, заставляло думать о власти. Зачем? Почему? Джайра была уверена, что они бы сами не смогли ответить на эти вопросы, задай их им. Никогда никто и не помышлял раньше о том, как бы самой занять трон, всегда выбирали лучших — тех, кто следовал своей клятве без каких-либо сомнений и ни при каких обстоятельствах не отступился бы от нее. Держать столько ненависти не то чтобы к миру, к кому-то вообще было просто ужасно с точки зрения амазонок, их главным средством достижения благополучия были мирные переговоры, реже — дебаты у барьера. Любое злодеяние вызывало отвращение… Вот почему нарушение клятвы, даже ложное, тогда так сильно повлияло на решение суда амазонок. Такая ненависть никогда не забывается, не поможет даже время. Даже если кто-то простил Джайру, например, Акадия, выказывающая столько внимания на церемонии погребения, отношение уже не станет прежним. А сколько было планов на будущее! Сколько открытых горизонтов! И восстановление разрушенного временем амфитеатра с высокой трибуной в виде дракона, чтобы вернуть ораторские выступления легатов; и приглашение дварфов для обучения амазонок кузнечному делу; и покупка самых лучших лошадей — из самой Таурии. И много раз в обсуждении участвовала и сама Эврикида, искренне желавшая помочь возрождению былого величия амазонок при Протекторах. Все обратилось в прах, когда Джайру изгнали. Спасибо Эврикиде — она взяла ее под свою опеку, несмотря на все свои проблемы. Когда синий сокол принес Джайре известие о смерти ведьмы, она была в Шерии, ожидая наставницу уже второй день, чтобы отправиться зачем-то в эльфийские княжества, будто бы их там кто-то ждал. Увидев поутру птицу на подоконнике снятой на время комнаты, она даже не подумала, что в письме может быть что-то плохое. Эврикида часто посылала синих соколов, так как ей не хватало терпения сидеть на месте в ожидании и в письмах она называла только конечное место прибытия. Открывая аккуратно свернутый маленький свиток, который уже сказал ей о том, что это не письмо наставницы, Джайра ожидала увидеть там одно короткое слово — название эльфийского княжества или города, где они должны встретиться, но странное чувство тревоги не ошиблось. Мортос. Самый могущественный темный архимаг. Но зачем ему понадобилась ведьма огня? Что ему от нее было нужно?..

— Откуда ты знаешь, что это был Мортос?

— О, мой друг, ответ настолько прост, что я даже не знаю, как тебе его преподнести.

— А, ну да. У вас чем проще, тем сложнее.

— Твой сарказм иногда сбивает меня с толку…

Чтобы сообразить не шевелиться, было всего пара мгновений, но даже их не потребовалось — у наемницы ее уровня это было в порядке вещей, даже в спокойствии она могла сохранять полную неподвижность. Но эти двое могли привлечь внимание своим шумом даже статуи, не говоря о троллях, с чьих территорий они пришли.

— Почему ты вообще меня сюда привел? Как это может мне помочь?

— Ты единственный человек, которого я знаю. Твоя предшественница этого звания сейчас превращается в пепел на том погребальном ложе, как должно любому чародею.

— Почему бы не прийти к амазонкам как подобает твоему сану? В конце концов, можно было пойти с тем пограничным стражем, а я тем временем уже давно бы слушал вести в Октаве.

— Ответ на этот вопрос ты знаешь: эльфов люди не слишком-то любят, что не заслужено. В отличие от вас мы умеем прощать и развеивать ложные подозрения, в то время как вы кормите свое недоверие беспричинными обидами…

— Вот не надо сваливать на меня тысячелетнее молчание.

— Я ничего про это не сказал…

Эльф присел у правой ноги каменной амазонки, глядя на церемонию похорон. Глаза его удивительным образом даже при лиловом свечении сияли яркой голубизной, какая бывает только у вод Озерного Края. Одеяние лучника с витым орнаментом узоров не оставляло сомнений в том, что эльф действительно из Западных Лесов, а не веллиец — у того обязательно была бы татуировка какого-нибудь растения на лице и были бы открыты руки. Светлые, почти белые волосы гладко заплетены в косу — явный признак того, что он принадлежит какой-нибудь княжеской личной гвардии; обычные лучники носили волосы полураспущенными, а пограничники и вовсе их обрезали до плеч. Темную фигуру, появившуюся рядом с эльфом, было трудно разглядеть, но, тем не менее, одно понятно сразу: наемник. Ни гербов, ни нашивок, ни насечек; не разобрать, откуда он, только если не присмотреться к внешности, к лицу. Прямой нос с заостренным кончиком, миндалевидная форма глаз, острый подбородок и волосы цвета горячего шоколада, как и плодородная земля его родины, — южанин.

— Ты уверен, что нас не заметят? — судя по голосу, звучному и даже при шепоте казавшемуся кричащим, он не совсем простой наемник; был когда-то солдатом. Но что-то было в нем еще…

— Уверен, как и то, что скоро рассветет, — голос плавно меняет мелодичность — певец. — Смотри. Они все на погребении. Вон там, у желтого светоча, должны быть разложены вещи ведьмы.