Наследие - [7]

Никто не мог победить в этом споре, и никто не хотел уступать. Надутые, не глядя друг на друга, они залезли в машину и не разговаривали, пока дорога не начала взбираться в гору; тогда Сьюзи придвинулась ближе, положила руку ему на колено и сказала: «Давай не будем ссориться!» Он подставил щеку для поцелуя, и Сьюзи, вполне успокоенная, с облегчением принялась делиться впечатлениями о поселках и зеленых долинах, мимо которых они проезжали.

С прошлого раза, когда он был в Таосе, народу явно прибавилось. На въезде в город они застряли в пробке и по главной улице тащились с черепашьей скоростью в хвосте у оливкового «Мерседеса», – а по тротуару мимо них проходил нескончаемый парад пожилых туристок в пончо, бахроме на всех частях тела и огромных солнечных очках.

– Я думала, Таос больше, – заметила Сьюзи.

Он покачал головой.

– Нет, городок маленький.

– Я думала, Таос больше, – повторила она.

Ему хотелось продолжить начатый в церкви спор: достать ее, уязвить, доказать, что замечания ее глупы, что сама она тупая, мелкая, скучная… но он промолчал – и продолжал продвигаться дюйм за дюймом в плотном потоке машин, а мимо них по тротуарам сновали нагруженные покупками пешеходы.

Сьюзи отвернулась и стала смотреть в окно.

– Очень скоро мы все всё будем делать через компьютеры. Покупать вещи. Платить по счетам. Читать книги, смотреть кино, слушать музыку. Из дома выходить вообще не придется.

Он попытался это представить – и вообразил себе нацию агорафобов, параноиков, страшащихся выглянуть за дверь, и опустевшие улицы, по которым, словно в «Безумном Максе», гоняют на футуристических мотоциклах банды психопатов. Быть может, для мира так будет лучше. Прекратится эта бесконечная застройка, мания впихивать в любой тихий уголок многоэтажные дома и торговые центры. Люди будут сидеть себе взаперти и пялиться в мониторы – и наконец оставят землю в покое.

А чем займется тогда он? Станет изгоем? Одним из тех немногих, кто предпочтет колесить по дорогам и платить наличными? Может быть…

В восточной части города дорога немного очистилась, и они свернули направо, к пуэбло – индейской деревне. Купили экскурсию, Сьюзи заплатила пять долларов сверху за право фотографировать. Молодой индеец сводил их в церковь, потом – на скромную площадь, рассказал немного о деревне и ее обитателях, поблагодарил и побежал обслуживать следующую порцию туристов.

Сьюзи громко восторгалась тем, как обитатели пуэбло близки к природе. Что до него – ему деревня напомнила городской трущобный район, очень маленький и грязный. На окнах вместо занавесок висели обрезанные простыни, на улице оборванные дети играли пыльными игрушками… Удивительно похоже на Финикс.

Пообедали в ресторанчике на краю резервации. Их провели в отдельный кабинетик у окна. Здоровенный жук с черными крыльями – таких жуков он никогда прежде не видел – громко жужжал и бился о стекло; но и официантка, и Сьюзи делали вид, что его не замечают, и он подумал: раз уж женщины не против жука, так чего выступать?

Оба заказали индейские тако: блинчики с бобами, латуком, сыром и томатами. Сквозь грязное стекло, по которому ползал обессилевший жук, он смотрел на резервацию и думал: каково это – принадлежать к народу побежденных? Чувствуют ли индейцы, работающие в ресторане, бессильную ненависть от того, что вынуждены обслуживать белых? Или для них это просто работа? Он попытался вспомнить, видел ли когда-нибудь индейца с белой женщиной или белую с индейцем. Нет, похоже, они живут замкнуто, как встарь. «Будь я индейцем, – решил он наконец, – я бы страшно злился. Просто ненавидел бы белых, все их правила и обычаи».

По дороге к выходу, оплачивая счет у кассы, он спросил официантку, какое название она предпочитает: «индейцы» или «коренные американцы».

– Ни то ни другое, – ответила она.

– Почему?

– Все это европейские слова. «Индейцами» нас назвали, потому что Колумб решил, что попал в Индию. А «американцами» – в честь Америго Веспуччи. Оба – итальянские мореплаватели, к нам они никакого отношения не имеют. Я предпочитаю называть себя… – Она произнесла слово, которого он никогда раньше не слышал и вряд ли смог бы повторить.

Такой ответ ему понравился, даже как-то при-ободрил. Быстрым шагом он вышел из ресторанчика и нагнал Сьюзи.

– Что с ней такое? – спросила та. – Отчего она разозлилась?

– Вовсе она не злилась, – ответил он, почему-то ощутив желание вступиться за официантку.

Несколько минут спустя, когда они уже выехали на дорогу, Сьюзи спросила:

– Как тебе показалось, она хорошенькая?

– Кто?

– Официантка.

Он совершенно об этом не думал, но сейчас, вспомнив ее, сказал себе: пожалуй, да, хорошенькая.

– Нет, – ответил он.

Еще несколько минут помолчали.

– Пейзаж как в кино, – промолвила Сьюзи. – Нереальный. Как будто все нарисованное.

Он кивнул.

– Наверняка тут кучу фильмов снимали.

– Ага.

– В будущем, – снова заговорила Сьюзи, – у каждого человека уже при рождении будут покупать права на фильм о его жизни. Скажем, за пятьдесят тысяч. И обо всем, абсолютно обо всем, что происходит – где угодно, с кем угодно, – киностудии и телеканалы смогут снимать кино, не боясь, что их засудят.