Наследие: Книга о ненаписанной книге - [8]

Шрифт
Интервал

«Ты аккуратно обращался с книгой, — сказала она, с любовью осматривая ее, — впрочем, ничего другого я от тебя и не ожидала».

Положив книгу на стол, она жестом пригласила меня сесть: «Ну, рассказывай, что же ты прочитал?»

Воспоминания о Реми, старом Виталисе, умирающей обезьянке и счастливом конце были еще свежи, и я начал пересказывать ей содержание книги. Она ждала, пока я переведу дух.

«Макс, я не об этом, — сказала она спокойно. — Содержание мне известно. Я не спрашиваю, что там написано, я спрашиваю, что ты прочитал».

Только Маргарета могла произнести это таким тоном, который не заставил меня тут же сжаться от неуверенности, страха и стыда. Отчасти поэтому лишь с этой женщиной я обсуждал свою жизнь с Лоттой Инден. Она же спросила меня как-то, не влюблен ли я в Лотту, и этот вопрос я не воспринял как оскорбление и не отверг с ходу эту мысль (еще до того, как начал дискутировать сам с собой) как нечто смехотворное и невозможное.

Трудно выразить в словах, какое наслаждение доставляли мне вечера, проведенные в доме на канале, когда Лотта говорила, а я слушал. Летом ли, зимой ли — она всегда разжигала камин и садилась как можно ближе к огню, так что, когда она поворачивалась, все лицо ее горело. Иногда она оставляла камин ради телевизора. Лишь спустя два года она позволила мне смотреть телевизор вместе с ней.

«Смотреть телевизор нужно в одиночестве или же с кем-то очень тебе близким», — считала она.

Только сидя рядом, я обнаружил, что в том, как она часами не сводила глаз с огня и как смотрела (тоже часами) телевизор, не было никакой разницы. Согласно ее странной логике, телевизор был хорошей альтернативой огню.

«У мерцающего экрана я, несомненно, узнала больше, чем глядя на огонь», — сказала она и призналась, что огонь никогда не заставлял ее краснеть, в то же время за часы, проведенные у телевизора, ей бывало стыдно. «Я пыталась разобраться в причинах моего стыда — смотри «телевидение», но, по-моему, безуспешно, потому что так и не смогла до конца избавиться от этого чувства. И чего тогда стоят все эти мысленные усилия, если они не облегчают жизнь?»

«Смотреть телевизор нужно в одиночестве или же с кем-то очень тебе близким, — читал я следующей ночью. — Нужно сильно любить того, кто сидит рядом, иначе это занятие теряет всякий смысл. Ты начинаешь много говорить, валять дурака и притворяться, будто вовсе и не собирался оставаться наедине с самим собой. Смотреть телевизор вместе — значит быть вместе и дарить друг другу это уединение и обособленность, чувствовать, как ваши души где-то заблудились или уснули, оставив вас на какое-то время одних. Телевизор налагает обет молчания.

Мысль о том, что все смотрят и видят одно и то же, конечно, иллюзия. Ты делишь с кем-то картинки, но не образы, которые они вызывают в твоей голове, — то в высшей степени индивидуальное, что зовется мышлением.

Лишь в кругу семьи и с ТТ я могла смотреть телевизор часами и не испытывать стыда. Я знала, что у него, так же как и у меня, рождаются при этом тысячи мыслей. Иногда он переключался с канала на канал, и тогда мы играли в игру: выдумка или реальность? Угадывать становилось все сложнее. Ладно еще американский президент, но даже Папа Римский Иоанн Павел II казался мне подчас профессиональным актером (разработать в «двадцатом веке»).

Интересно, почему после вечерних передач, которые я смотрела в полном одиночестве, мне стыдно?

Один мой хороший друг непроизвольно ответил на этот вопрос, объясняя как-то, почему он так любит быть со своей семьей: «Иначе мне не от кого будет уединяться».

Сегодня, когда на дворе конец двадцатого века, мы владеем разнообразными средствами общения друг с другом. Однако это ведет к тому, что мы все больше и больше отдаляемся от реальности и от окружающих нас людей. Возможно, здесь и кроется причина моего стыда. Точно не знаю. Но в этом что-то есть».

Не представляя, какой эффект произведет мое замечание, я спросил ее как-то, что она собирается делать с ТТ. (ТТ — ее большая любовь — был юристом и известным автором детективных романов, он скоропостижно скончался несколько лет назад.) «В каком смысле?» — отозвалась она с таким нескрываемым раздражением, что я даже испугался. Я неуверенно оправдывался — ведь спросил ее об этом лишь потому, что упоминание о ТТ так часто встречается в ее записях и мне стало интересно, какие персонажи будут населять ее книгу, как она себе их представляет и как собирается их изображать.

«Об этом я еще не задумывалась. Вот когда начну писать, тогда посмотрим», — заметила она.

«Послушай, я не предполагал, что ты так рассердишься», — попытался я разрядить атмосферу, надеясь вызвать ее улыбку своим глупым замечанием, но и это не помогло.

«Для меня он ТТ, — сказала она, не отводя от меня гневного взгляда, — а для тебя — господин Таллич».

Она склонилась над книгой и больше уже не поднимала головы. Я вернулся к себе, и в этот вечер мы не обменялись друг с другом ни словом. На следующее утро она позвонила необычно рано и извинилась за свое резкое поведение.

«Ты уже немножко ненавидишь меня?» — спросила она после того, как объяснила причины вчерашнего.


Рекомендуем почитать
Комната из листьев

Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.


Признание Лусиу

Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.


Прежде чем увянут листья

Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Скопус. Антология поэзии и прозы

Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.


Огнем опаленные

Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.


Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье (сборник)

«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».


Дора Брюдер

Автор книги, пытаясь выяснить судьбу пятнадцатилетней еврейской девочки, пропавшей зимой 1941 года, раскрывает одну из самых тягостных страниц в истории Парижа. Он рассказывает о депортации евреев, которая проходила при участии французских властей времен фашисткой оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.


Вирсавия

Торгни Линдгрен (р. 1938) — один из самых популярных писателей Швеции, произведения которого переведены на многие языки мира. Его роман «Вирсавия» написан по мотивам известного библейского сюжета. Это история Давида и Вирсавии, полная страсти, коварства, властолюбия, но прежде всего — подлинной, все искупающей любви.В Швеции роман был удостоен премии «Эссельте», во Франции — премии «Фемина» за лучший зарубежный роман. На русском языке издается впервые.


Последняя любовь

Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.


Исход

В знаменитом романе известного американского писателя Леона Юриса рассказывается о возвращении на историческую родину евреев из разных стран, о создании государства Израиль. В центре повествования — история любви американской медсестры и борца за свободу Израиля, волею судеб оказавшихся в центре самых трагических событий XX века.