Наследие греха - [55]

– Чудесно, – сказала девушка.

Кершо вел автомобиль, а Арчери-старший сидел рядом с ним. Дорога была та же, по которой они с Имоджен Идд ехали в тот день, когда она отвозила цветы на могилу старой миссис Примеро. Когда впереди показался Кингзбрук, ему на память вдруг пришли ее слова о неукротимости воды и о том, как она, невзирая на все усилия человека, продолжает пробиваться из-под земли, упорно прокладывая себе путь к морю.

Отчим Терезы припарковался у общественного выгона с утиным прудом в середине. Вокруг раскинулась тихая, безмятежная деревня. Лето еще не вступило в ту пору, когда начинает блекнуть яркая зелень буков, и клематис еще не курчавился морозно-серой бородой. Деревенские коттеджи группками окружали выгон, а вдоль той стороны, которая находилась ближе к церкви, протянулся ряд георгианских домов с окнами-фонарями, темные рамы и блестящие стекла которых не скрывали ситец и серебро гостиных. В деревне было всего три магазина, почта, мясная лавка с навесом и белой колоннадой у входа и еще одно местечко, где продавали сувениры для туристов. Вокруг коттеджей сохло на веревках выстиранное в понедельник белье, едва различимо покачиваясь в жарком безветренном воздухе.

Компания уселась на скамейку на выгоне, и Тесс стала кормить уток печеньем из пакета, обнаруженного ею в бардачке машины. Кершо достал откуда-то фотоаппарат и принялся делать снимки, а Генри вдруг понял, что больше никуда не хочет идти с ними. Дрожь отвращения охватывала его при мысли о том, что вскоре ему предстоит таскаться по коридорам Мызы Помфрет, ахать над фигурками из фарфора и притворно восхищаться семейными портретами.

– Вы не возражаете, если я останусь здесь? – спросил он своих спутников. – Мне хочется снова взглянуть на церковь.

Чарльз бросил на него сердитый взгляд.

– Мы все пойдем смотреть церковь, – заметил он со вздохом.

– Нет, дорогой, без меня, – сказала Тесс. – Не могу же я войти туда в джинсах!

– Да и я тоже, в таких-то штанах, – поддержал приемную дочь Кершо, уже убравший фотоаппарат. – Нам надо ехать, если мы хотим попасть в усадьбу.

– Я вернусь отсюда сам, на автобусе, – сказал Арчери-старший.

– Ладно, только ради бога, отец, не опаздывай! – все еще недовольно попросил его молодой человек.

Однако для чего-то большего, чем просто сентиментальное путешествие, пастору нужен был справочник. Поэтому, едва машина мистера Кершо отъехала, Генри развернулся и направился к сувенирному магазину. Колокольчик нежно звякнул у него над головой, когда он открыл дверь, и из соседней комнаты в магазин вошла женщина.

– У нас нет путеводителей по Сент-Мэри, – сказала она, – но вы обязательно найдете их в самой церкви, на прилавке за дверью.

Однако раз уж он вошел, уходить с пустыми руками было неловко. Что же купить? Открытку? Или брошку для Мэри? «Нет, – подумал священник, – что может быть хуже, чем адюльтер, мысленно совершаемый всякий раз при взгляде на сувенир?» Он с содроганием оглядел ассортимент лавчонки: латунные бляшки для конской сбруи, расписные кувшины, лотки с костюмной бижутерией…

Отдельный прилавок был посвящен исключительно календарям, выжиганию по дереву и стихам в рамках. Одна такая рамка – пастушок с нимбом вокруг головы и ягненок с ним рядом – привлекла его внимание знакомой надписью.

Покойся с миром, Пастушок,

Пропета песнь твоя.

Господень Агнец на лужок

Зовет играть тебя.

Женщина из лавки встала у викария за спиной.

– Вижу, вы обратили внимание на стихи нашего местного барда, – радостно сказала она. – Он был еще совсем мальчиком, когда его настигла смерть, и похоронен здесь же.

– Я видел его могилу, – отозвался Арчери.

– Знаете, многие из тех, кто приезжает сюда, считают, что он и в самом деле пас овец. Вечно приходится всем объяснять, что были времена, когда поэт и пастух значили почти одно и то же.

– Лисидас, – отозвался священник.

Продавщица не обратила на его слова внимания.

– А вообще он был очень образованным юношей, – продолжила она рассказывать. – Учился в местной школе, и все считали, что ему надо идти дальше, в колледж. Но он погиб, его сбила машина. Хотите взглянуть на его фотографию?

Она достала из ящика под прилавком целую стопку дешевых фото в рамках. Снимки были одинаковыми, и на каждом виднелась одна и та же надпись: «Джон Грейс, бард Форби. Тот, кого любит Бог, умирает молодым».

Со снимка глядело худое аскетическое лицо с резкими чертами – такие лица бывают у очень чувствительных людей. Или у больных злокачественной анемией. Глядя на него, Арчери испытал странное чувство – как будто он его уже когда-то видел.

– Что-нибудь из его работ опубликовали? – поинтересовался пастор.

– Так, пару стихов в журналах, – ответила его собеседница. – Подробностей я не знаю, я сама здесь всего лет десять, но, говорят, сюда приезжал на лето один издатель – так он как будто собирался издать его стихи отдельной книжкой. Да не успел – мальчик умер. Миссис Грейс – его мать – тоже очень хотела, чтобы его стихи напечатали, – да вот беда, все они куда-то подевались. Осталось только вот это, то, что вы видите. Его мать говорила, что он писал целые пьесы – нерифмованные, правда, вроде шекспировских. Но ничего так и не нашли. Может, он сам их сжег или отдал кому-нибудь. Жалко, правда?