Наши за границей - [5]
— Комнатныя слова я знаю, а тутъ хмельныя слова. Это по твоей части. Самъ-же ты хвасталъ, что хмельныя слова выучилъ въ лучшую, вотъ и попроси у кондуктора, чтобы онъ принесъ пива.
— А и то попросить.
Николай Ивановичъ вынулъ изъ кармана серебряную марку и, показывая ее пробѣгавшему кондуктору, крикнулъ:
— Эй, херъ!.. Херъ кондукторъ! Коммензи… Вотъ вамъ нѣмецкая полтина… Дейчъ полтина… Биръ тринкенъ можно? Брингензи биръ… Боюсь выйти изъ вагона, чтобъ онъ не уѣхалъ… Два биръ… Цвей биръ… Для меня и для мадамъ… Цвей биръ, а остальное — немензи на чай…
Все это сопровождалось жестами. Кондукторъ понялъ — и явилось пиво. Кельнеръ принесъ его изъ буфета. Мужъ и жена жадно выпили по кружкѣ.
Поѣздъ опять помчался.
IV
Выпитая кружка пива раздражила еще больше жажду Николая Ивановича и Глафиры Семеновны.
— Господи! Хоть-бы чайку гдѣ нибудь напиться въ охотку, — говорила Глафира Семеновна мужу. — Неужто поѣздъ такъ все и будетъ мчаться до Берлина безъ остановки? Гдѣ пообѣдаемъ? Гдѣ-же мы поужинаемъ? Хоть бифштексъ какой-нибудь съѣсть и супцу похлебать. Вѣдь нельзя-же всю дорогу сыромъ и икрой питаться. Да и хлѣба у меня мало. Всего только три маленькія булочки остались. Что это за житье, не пивши, не ѣвши, помилуйте!
— Ага! жалуешься! — поддразнилъ ее мужъ — А зачѣмъ просилась заграницу? Сидѣла-бы у себя дома на Лиговкѣ.
— Я просилась на Эйфелеву башню, я просилась къ французамъ на выставку.
— Да вѣдь и тамъ не слаще. Погоди, на Эйфелевой-то башнѣ, можетъ быть, взвоешь.
— Николай Иванычъ, да попроси-же ты у кондуктора еще пива.
— Погоди, дай до станціи-то доѣхать.
Но на станціяхъ, какъ на грѣхъ, останавливались на одну минуту.
— Биръ… Биръ… Цвей биръ! Кондукторъ… Херъ кондукторъ!.. Вотъ дейчъ полтина. Валяй на всю… Можете и сами тринкенъ… Тринкензи!.. — кричалъ Николай Ивановичъ, протягивая кондуктору марку, но кондукторъ пожималъ плечами, разводилъ руками и говорилъ:
— Nur eine Minute, mein Herr…
Оберъ-кондукторъ свистѣлъ, локомотивъ отвѣчалъ на свистокъ и мчался.
— Помчалась цивилизація! — воскликнулъ Иванъ Ивановичъ. — Ахъ, чтобъ вамъ пусто было! Нѣтъ, наши порядки куда лучше.
— Нельзя? — спрашивала жена.
— Видишь, нельзя. Сую кондуктору полтину чай — даже денегъ не беретъ.
Поѣздъ мчался съ неимовѣрной быстротой. Мимо оконъ вагоновъ безпрерывно мелькали домики, поля засѣянныя озимью, выравненные, скошенные луга, фабричныя трубы или сады и огороды. Вездѣ воздѣланная земля и строенія.
— Да гдѣ-же у нихъ пустырь-то? Гдѣ-же болота? — дивился Николай Ивановичъ.
Поѣздъ сгонялъ стаи птицъ съ полей. Птицы взвивались и летѣли… хвостами назадъ. Глафира Семеновна первая это замѣтила и указала мужу.
— И птицы-то здѣсь какія-то особенныя. Смотри-ка, задомъ летятъ. Не впередъ летятъ, а назадъ.
Николай Ивановичъ взглянулъ и самъ удивился, но тотчасъ-же сообразилъ.
— Да нѣтъ-же, нѣтъ. Это ихъ поѣздъ обгоняетъ, оттого такъ и кажется.
— Полно тебѣ морочить-то меня. Будто я не понимаю. Ну, смотри, видишь, хвостами назадъ… Задомъ летятъ, задомъ… Это ужъ такія нѣмецкія птицы. Я помню, что насъ въ пансіонѣ про такихъ птицъ даже учили, — стояла на своемъ жена.
Въ вагонъ пришелъ кондукторъ ревизовать билеты.
— Биръ тринкенъ… Гдѣ можно биръ тринкенъ и поѣсть что-нибудь? — приставалъ къ нему Николай Ивановичъ.
— Эссенъ, эссенъ… — пояснила Глафира Семеновна и покраснѣла, что заговорила по-нѣмецки. — Биръ тринкенъ, тэ тринкенъ, кафе тринкенъ и эссенъ? — продолжала она.
Кондукторъ понялъ, что у него спрашиваютъ, и отвѣчалъ:
— Königsberg… Königsberg werden Sie gwölf Minuten stehen…
— Поняли, поняли. Зеръ гутъ. Въ Кенигсбергѣ двѣнадцать минутъ. Ну, вотъ это я понимаю! Это какъ слѣдуетъ. Это по-человѣчески! — обрадовался Николай Ивановичъ.
— А когда? Въ которомъ часу? Ви филь уръ? — спросила Глафира Семеновна и еще больше покраснѣла.
— Um fieben, — далъ отвѣтъ кондукторъ.
— Мерси… Данке… Ну, слава Богу… Въ семь часовъ. Это, стало быть, черезъ два часа. Два часа какъ-нибудь промаячимъ.
Мужъ взглянулъ на жену и одобрительно сказалъ/
— Ну, вотъ видишь… Говоришь-же по-нѣмецки, умѣешь, а разговаривать не хочешь.
— Да комнатныя и обыкновенныя слова я очень чудесно умѣю, только мнѣ стыдно.
— Стыдъ не дымъ, глаза не ѣстъ. Сади, да и дѣлу конецъ.
Смеркалось. Супруги съ нетерпѣніемъ ждали Кенигсберга. При каждой остановкѣ они высовывались изъ окна и кричали кондуктору:
— Кенигсбергъ? Кенигсбергъ!
— Nein, nein, Königsberg wird noch weiter.
— Фу, ты пропасть! Все еще не Кенигсбергъ! A пить и есть хочу, какъ собака! — злился Николай Ивановичъ.
Но вотъ поѣздъ сталъ останавливаться. Показался большой вокзалъ, ярко освѣщенный.
— Königsberg! — возгласилъ кондукторъ.
— Слава тебѣ Господи! Наконецъ-то!
Пассажиры высыпали изъ вагоновъ. Выскочили и Николай Ивановичъ съ Глафирой Семеновной. У станціи стояли сразу три поѣзда. Толпился народъ. Одни входили въ вагоны, другіе выходили. Носильщики несли и везли сундуки и саквояжи. Шумъ, говоръ, свистки, звонки, постукиваніе молотковъ о колеса.
— Вотъ адъ-то! — невольно вырвалось у Николая Ивановича. — Да тутъ живымъ манеромъ растеряешься. Постой, Глаша, надо замѣтить, изъ котораго поѣзда мы вышли, а то потомъ какъ-бы не попасть въ чужой поѣздъ. Видишь, нашъ поѣздъ по серединѣ стоитъ, а на боковыхъ рельсахъ — это чужіе поѣзда. Ну, пойдемъ скорѣй въ буфетъ.
![Где апельсины зреют](/storage/book-covers/45/450a051e3d7f68d262c32ed39b010d6a70a5321f.jpg)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы — уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!)
![В трактире](/storage/book-covers/b4/b43f564c7054310e1eabcf1ba40a01e67665edf9.jpg)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
![Говядина вздорожала](/storage/book-covers/20/207c86960d21e7064ac84075842d0ca8e8b3197e.jpg)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В книгу вошли избранные произведения одного из крупнейших русских юмористов второй половины прошлого столетия Николая Александровича Лейкина, взятые из сборников: «Наши забавники», «Саврасы без узды», «Шуты гороховые», «Сцены из купеческого быта» и другие.В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
![Захар и Настасья](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
![На лоне природы](/storage/book-covers/90/9083e4e9c35813dc0cb45ee0c0859204d6463b2f.jpg)
Лейкин, Николай Александрович [7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же] — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.
![Рассказы](/storage/book-covers/5f/5fb8e26062778bd20470a6921a54630e3937a90b.jpg)
Лейкин, Николай Александрович (7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же)— русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л.
![Наташа](/storage/book-covers/4f/4f3adaa9d0555d571d2c96376ac5ee01acea66a0.jpg)
«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».
![Том 1. Романы. Рассказы. Критика](/storage/book-covers/a7/a75289456d9408041e9e5a732ad28497f13e452f.jpg)
В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.
![Том 8. Стихотворения. Рассказы](/storage/book-covers/27/273ac845d0f1043b3b9c00646ff37d42cc1bc1a8.jpg)
В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.
![Том 4. Творимая легенда](/storage/book-covers/cc/cc3a4a0154ca44d9c117797cb6049a8ce1953acf.jpg)
В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.
![Пасхальные рассказы русских писателей](/storage/book-covers/74/7492ec3bc7dbdde0f6f6a49554a83c2cf68b37d2.jpg)
Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.