Наши расставания - [41]

— Давай уедем куда-нибудь на выходные, — попросила она. — Пожалуйста.

И я согласился.

Мы поехали в Довиль. Я вел машину аккуратно, не превышая скорости, стремясь держать под контролем хотя бы то, что от меня зависело: в данном случае то, что не относилось к области чувств. Мы сняли номер в первом попавшемся отеле. Ирис наполнила мне ванну (в последний раз подобное имело место с десяток лет назад). Она ждала меня в постели — карикатура на сладострастие, словно пожилая актриса в роли молоденькой девушки. Я не испытывал к ней ни малейшего влечения. Осмотрел номер, показавшийся мне нелепой декорацией к сцене бесплотной любви, давно умершей и истлевшей. Пока я принимал ванну, Ирис опустошила весь мини-бар. Мне захотелось на улицу, на воздух. Несмотря на ненастный день, на пляже было людно. Мы шагали вдвоем: мужчина и женщина, но в наших ушах не звучало «шабада-бада».[22]

В конце концов мы снова сели в машину и двинулись в Этрета. Здесь народу было поменьше. Я смотрел на Ирис и видел чужую женщину. Близость моря волновала меня не в пример больше. В какой-то момент я крепко обнял ее в знак глубокого сострадания. Любовь бесследно испарилась. По-моему, она это почувствовала.

— А если я брошусь со скалы? Если я прямо сейчас брошусь вниз со скалы?

Я представил себе ее разбитое тело у подножия утеса.

— Не болтай ерунды. Пошли отсюда.

Она следовала за мной послушно, как маленькая девочка. Мы вернулись в отель, забрали свои вещи и поехали в Париж, даже не оставшись на ночь. Эта краткая эскапада — жалкое подобие прощального турне — знаменовала конец нашей истории. Ирис признала мою правоту. В то утро она еще цеплялась за надежду чего-то добиться. Хотя прекрасно сознавала, что уже загубила все, что могла загубить. Что она уже давно движется по черной спирали в пучину настоящей депрессии.

5

Утром следующего дня я позвонил Алисе. Я торопился увидеться с ней за обедом и сказать, что теперь я свободен. И пусть это ничего не изменило бы в наших отношениях, но все же мне хотелось знать, каковы ее намерения. Последует ли она моему примеру? Скажу сразу: никаких многочасовых объяснений между нами не было. Все произошло ужасающе просто. Едва присев на стул напротив меня, она сказала, что не оставит мужа.

Не хочу анализировать ее решение. Так же, как не хочу думать, что на ее выбор хоть сколько-нибудь повлияло наше прошлое. Мне казалось, что все дело в воспитании. Нельзя разводиться, если у тебя ребенок, которому нет еще и десяти лет. Алиса всегда отличалась непреклонностью, и я почувствовал, что она не отступит от своих принципов. Однако я заблуждался, полагая, что это единственная причина. Несколько дней назад у нее состоялся долгий разговор с мужем. Она во всем ему призналась. Он подошел и обнял ее.

— Я знаю, — сказал он. — Я все знаю.

Алиса взглянула ему в глаза и только тут поняла, как он страдал все это время. Вот из-за этого молчания, которое служило лучшим доказательством любви, она и решила остаться с ним. С этим молчанием они и будут жить дальше.

Значит, нашим свиданиям конец. Мы встретились за обедом, но есть не могли — ни она, ни я. Могли только пить, что и делали. Мы здорово надрались. Наше последнее свидание шаталось и спотыкалось. Мы вышли из ресторана, и я предложил съездить на Лизину могилу. Обойти в последний раз все памятные места. А потом мы расстанемся. Когда мы добрались до кладбища, Алиса захотела выпить еще, для храбрости. Неподалеку располагался бар со зловещим названием «Конечная остановка». Должно быть, владелец был склонен к черному юмору. Мы зашли и уселись среди безутешных посетителей. Выглядело это довольно жутко. И почему мы должны прощаться в такой кошмарной обстановке? Не помню, на кого первого из нас двоих напал приступ смеха, но сдержаться мы просто не могли.

Мы выскочили из бара, сгибаясь от хохота. Кладбищенский сторож призвал нас вести себя чуточку серьезней. Мы шли по тропинке, когда меня вдруг осенило:

— Слушай, а почему бы нам не купить себе тут местечко?

— Могилу, что ли?

— Ну да. В жизни нам никак не удается соединиться. Так хотя бы вечность проведем рядом.

— Почему бы и нет?

— Кстати, это было бы очень практично.

— Как это?

— Ну, разве ты не заметила? В отелях за одиночный номер всегда берут доплату. Так что двухместная могила точно обойдется дешевле.

— А ведь и правда. Тем более что вечность — это надолго. Так что сэкономим кучу денег. Молодец Фриц! Твое здоровье!

Мы прихватили с собой бутылочку шампанского, чтобы распить ее с Лизой. Так мы и поступили. Поставили на могилу стакан и, вместо того чтобы поливать цветы, плеснули немножко шампанского на надгробную плиту. Алиса смеялась. Алиса плакала. Я смеялся. Я плакал. Настоящее подходило к концу, и мы, не щадя себя, изображали веселье, которого не было. Я вдруг увидел, какой это все несусветный абсурд. Если есть на свете место, где ясно как дважды два, что жизнь коротка, так это кладбище. Глупо как! Я схватил Алису за руку и крепко сжал:

— Мы должны остаться вместе. Мы — «Битлз».

— Так они-то как раз и расстались.

— Да, но сколько горя это принесло фанатам! Мы должны остаться вместе ради наших фанатов. Мы с тобой — Алиса и Фриц. Это ведь тебе не абы что. У нас одинаковые зубы. И мы умеем смеяться как никто.