Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник" - [2]

В первый двухлетний период революции вожаки движения, вводя в жизнь равенство и братство, стремились к тому, чтобы не было столкновений между общественной реформой и религией. Когда, в октябре 1790 г., один из членов конвента указал на утвержденные последним некоторые меры и назвал их антирелигиозными, то Мирабо энергически протестовал против этого.

— Вам осмелились бросить в лицо тяжелый упрек, сказал он, обращаясь к собранию. — Вас дерзнули назвать вероненавистниками, преследователями религии. — Какая клевета! — Вы, которые, во всех наиболее важных решениях и постановлениях ваших, всегда выказывали и высказываете такое искреннее, такое возвышенное уважение к церкви; вы, которые добровольно и охотно вотировали столь значительные кредиты на содержание клира и храмов Божиих, в видах пристойности и благолепия церковного культа; вы, распорядившиеся поставить повсюду при дорогах, на границах общин и провинций, святую эмблему христианства; вы, наконец, глубоко сознающие, что непоколебимое убеждение в существовании Бога служит необходимой основой свободы и общественного преуспеяния народов, — вы, нечестивцы и гонители веры?! — Какая ужасная, несправедливая клевета! Но пусть же знают те, кто осмеливается чернить это собрание такою незаслуженною клеветой, — пусть знают они, что мы смотрим на Евангелие и на свободу личности, как на два главнейшие, неразрывно один с другим связанные камня того фундамента, на котором одном может быть построена прочная, здоровая и совершенная организация государственного общежития.

Таковы были взгляды на религию в первый период революции.

Ho, спустя два года, материалисты, атеисты, якобинцы, личности в роде Марата, Дантона и Робеспьера и вообще «все темные» элементы французского народа захватили власть в свои руки. Во главе движения стали теперь люди, задушевным желанием которых было — разрушить общественные и семейные начала и подавить в народе стремление ко всему честному и благородному. Первым и необходимейшим успехом для этого было, конечно, уничтожение всех религиозных чувств и верований.

— Граждане, говорил депутат Жак Дюпон, — если вы хотите упрочить здание демократии, то вы должны воздвигнуть новые алтари, новые жертвенники. Природа и разум — вот истинные боги человечества, вот боги, которым поклоняюсь я. Поспешить ввести во всех училищах преподавание этой новой религии.

Проповедь эта была услышана, религиозные предметы были исключены из программ всех школ Франции и против всех, кого можно было заподозрить в верности к религиозным догматам, было воздвигнуто открытое гонение. Народ подпал господству принципов, отвергающих религию, не признающих существование Творца и возможность божественного откровения. Парижский собор Богоматери (Notre Daine de Paris) был посвящен философии, и в нем устроено громадное трехдневное пиршество, в сообществе публичных женщин всего Парижа. Вслед за тем в тот же собор были приведены 200 священнослужителей и, в стенах святого храма, преданы насильственной смерти; трупы несчастных брошены в одну общую яму и без всяких дальнейших церемоний засыпаны землею.

Новый конвент признал необходимым учредить, в столице и провинциях, 178 революционных судилищ, с целью преследования лиц, приверженных аристократическим принципам и религиозным убеждениям. Из числа этих судов 40 были организованы по системе странствующих трибуналов и, в сопровождении палачей, переезжая с места на место, напоминали населению об ужасах террора. Вожаки революции набрасывались на все, что оставалось еще в администрации честного, благородного и достойного уважения. Трибуналы осудили на смерть 63 женщины за то только, что они присутствовали в частном доме при богослужении переодетого священника. Самый суд производился не более 5 минут и тут же, без письменных приговоров, приводился в исполнение. В своем увлечении конвент обнародовал декрет, коим существование Бога признавалось недействительным и, так сказать, отменялось. Толпа, нарядивши жену типографа в своеобразный костюм, внесла ее на плечах в здание национального собрания, провозгласила богиней материализма и новой философии и в ее лице стала поклоняться человеческому разуму.

Все, что носило признак аристократизма, изящества, таланта, — все, что стояло выше бушующей толпы, было предано осуждению, и даже 400 невинных детей, от 6—11 лет, были казнены потому только, что родились от богатых и зажиточных людей. Когда разъяренная чернь не находила уже жертв для своего насилия, она обратилась к Марату с вопросом, кого следует казнить?

— Всякий, — отвечал он, — кто ездит в экипаже, кто надевает на себя шелковую одежду, кто посещает театры и общественные увеселения, — тот достоин смерти и должен погибнуть под ножом гильотины.

Среди потоков крови и насилий, Франция находилась в это время в самом печальном состоянии. «Христианство было отменено декретами правительства и святые храмы частью были разрушены до основания, частью отведены для употребления, не имеющего ничего общего с церковью и религией. Граждане, оставшиеся верными религиозному благочестию, либо поплатились жизнью за свою преданность Всевышнему, либо принуждены были покинуть отечество и в чужих странах укрываться от воздвигнутого против них на родине беспощадного гонения»