Наши дети. Азбука семьи - [15]

Конечно, Нэлла чувствовала мою погруженность в работу. Ей становилось страшно оттого, что контакт с мамой утерян, она пыталась своим поведением привлечь внимание, показать: «вот она я!». Возмущенная моим «отсутствием», дочка научилась закатывать самые настоящие истерики – с валянием по полу, криком, слезами. Но стоило мне очнуться от размышлений, подойти и спросить ее: «Что случилось?», как она моментально прекращала скандалить. Улыбалась и тянула меня играть.

Ей нужна была вся мама, целиком – душой, мыслями, телом. Такова потребность ребенка первого года жизни.

Но тогда ее очевидных посланий я просто не понимала. Помню, только ругала себя за то, что плохо воспитываю маленькую Нэллу, и постоянно задавалась вопросами: «Когда только успела ее так избаловать?», «Почему позволяю манипулировать собой?». Хотя маленький ребенок на манипуляции не способен в силу уровня развития мозга. Он просто испытывает естественные потребности и заявляет о них. «Кричу и плачу не потому, что издеваюсь над мамой, а потому, что мне нужно быть рядом с ней». А мне-то казалось, младенец должен спокойно сидеть в кроватке, пока мама занимается хозяйством, пишет диссертацию и пропадает в далеких от дома мыслях. Не кричать. Не плакать. Не пытаться всеми средствами привлечь к себе внимание. Иначе это невоспитанный ребенок и за него стыдно.

Сегодня мне стыдно за те глупые мысли. Я просто не знала, что все в мире устроено иначе. Маленький ребенок будет удерживать маму рядом с собой, чего бы ему это ни стоило. Ему важно любой ценой сохранить эмоциональный контакт. Если вдруг он почувствует, что теряет важную нить, то начнет непростым поведением добиваться «возвращения» мамы. Кричать. Закатывать истерики. Влезать в опасные ситуации. А если и это не помогает – станет болеть. Малыш до года должен неотлучно быть с мамой. Причем, с мамой отзывчивой и теплой. С мамой, которая откликается на его эмоции и потребности. Это его базовое право и источник здоровья, спокойствия, уверенности в себе. Ученые давно доказали, что если ребенок теряет эмоциональный контакт со значимым взрослым, он испытывает сильнейший стресс. Широко известен эксперимент «Каменное лицо» (двухминутное видео «Stone face» можно посмотреть в Сети), в ходе которого матери получали задание сначала как обычно общаться со своими годовалыми детьми, а потом внезапно перестать реагировать на них. Сделать «каменное лицо» и не произносить ни слова. Первые секунды потери эмоционального контакта с мамой дети пытались привлечь их внимание – улыбались, издавали звуки, тянули ручки. А через минуту, не получив реакции, уже безутешно плакали. Отсутствие внимания мамы – непереносимая мука для маленького ребенка.

Я ничего этого не знала, не понимала: боялась «потерять» время и «упустить» жизнь. Не хотела навеки остаться нищей аспиранткой с недописанной диссертацией. Мне казалось, нужно воспитывать Нэллу, учить ее слушаться маму, чтобы самой мыть полы, стирать одежду, готовить еду и, главное, заниматься наукой.

Мама и ребенок на первом году жизни – это единое целое. Не случайно этот период называют «донашиванием». У ребенка есть жизненно важная задача – быть рядом с мамой, которая откликается на его потребности – только так он чувствует себя в безопасности, только так формируется надежная привязанность и основа благополучия.

Глава 5

Больница

Наша жизнь продолжалась. Я все больше уходила в диссертацию. Мир зарубежной литературы – работа на стыке эстетических взаимодействий двух поэтов, Алджернона Суинберна и Шарля Бодлера, – затягивал меня. Я и без того с детства жила только книгами: читать и писать научилась с четырех лет, с тех пор ни разу не прерывалась, за исключением беременности и нескольких месяцев после родов. А теперь творчество стало единственным надежным источником вдохновения и восторга. Возвращение в любимый мир удерживало от того, чтобы провалиться в бездну.

Скоро на кафедре состоялась защита первой главы, а потом – второй. Не знаю, как именно, но я справлялась. «Прекрасный язык», – отмечала заведующая кафедрой. «Крепкая работа», – говорили профессора. Можно было двигаться дальше – к третьей главе и предзащите.

А вот семья наша крепостью, напротив, не отличалась.

Отношения с Денисом оставались вынужденными и больше не приносили радости. Если до беременности мы еще время от времени впадали в чувственные безумства, то теперь между нами не было никакой близости – ни душевной, ни физической. Первые шесть месяцев после родов мне даже подумать было страшно о супружеском долге. Я не ждала от этого действия ничего, кроме адской боли. Ужас был такой силы, что стоило Денису прикоснуться ко мне, как в голове вспыхивали лампы родового зала, лязгали инструменты, возвращались тошнота и жар в ушах. Мы жили практически как соседи: каждый выполнял свои функции в семье и был обижен на другого за то, что тот не замечает усилий. Восторженная юношеская любовь исчезла, казалось, навсегда. А ведь когда-то она была для меня стержнем и основой жизни.

Помню, я тогда горько усмехалась над фразой «дети укрепляют семью». Мне она казалась циничной издевкой.