Наше отечество - [26]

Красная армия, набранная из "поротого", усмиренного крестьянства, переживала развал. Показательна история мятежа в Гомеле, в конце марта 1919 года, где взбун

товались части 2-й бригады 8-й стрелковой дивизии, направленной на Украинский фронт. Бригада была сформирована из крестьян Тульской губернии, бунтовавших осенью 18 года против Советской власти на почве прод-политики. Незадолго до мятежа красноармейцы бригады сами принимали участие в разоружении 153 полка, самовольно покинувшего позиции. "Но после этого, --как сказано в докладе гомельской парторганизации, -- солдаты определенно заявили, что они согласны с лозунгами, поставленными полком, и стало ясно, что вскоре и их придется обезоружить".

Попав на фронт, бригада после первой же стычки с противником отступила и вернулась в Гомель с призывами "против комиссаров", "за власть народа и Учредительное собрание", и учинила погром партийных и советских органов. По приближении "очередных" частей Красной армии мятежники отступили.

Получалось, что крестьяне бунтовали, их усмиряли, затем мобилизовывали в армию и бросали на подавление других. Они выполняли задачу, затем восставали сами и, в свою очередь, были подавляемы. Происходил какой-то странный круговорот, в котором бурлила и пенилась Красная армия.

На южном направлении из расположения 8, 9, 10 армий, кавалерии Думенко, дивизий Миронова и др. сообщали, что среди красноармейцев все чаще и чаще раздаются голоса: "Вот покончим с Красновым, примемся за коммунистов". "Эти голоса, -- писал в ЦК член Донбюро С. И. Сырцов, -- стали массовым явлением, бытовым для нашей армии настолько, что повстанцы Вешенского района, начиная восстание, заявляли: "Красная армия будет за нас, они тоже против коммунистов и комиссаров".

Начавшееся в апреле -- мае наступление деникинской армии, кажется менее всего было обязано своим успехом полководческим талантам ее генералов и поддержке Антанты. Свидетели и участники боевых действий описывали катастрофическое разложение Красной армии, которая просто бежала без боя и сопротивления. В письме одного из участников отступления есть характерные эпизоды: "Вечером 2 мая пришлось быть в штабе 8-й армии. Туда приехал начальник обороны тов. Лацис и со слезами на глазах сообщил, что он был за фронтом 15 верст и нигде неприятеля нет, а армия бежит".

3 мая был оставлен без выстрела Луганск. Картина отступления была поразительная. "Беспрерывные, на не

сколько десятков верст воинские обозы, нагруженные различным хламом, граммофонами, матрасами, разной мебелью, только не воинским снаряжением, последнее безжалостно бросалось. Паника неимоверная, на донецкой переправе давка, драка за первенство переправы и если бы, боже упаси, хоть пять казаков в это время показалось сзади, все потонули бы в Донце. На наше счастье их и близко не было. Они явились в Луганск только к вечеру, на следующий день после нашего отступления".

Наиболее рельефно отношение крестьянства к Советской власти, к большевикам проявлялось на самом остром вопросе в этот период -- военных мобилизациях. По данным Высшей военной инспекции к июлю 1919 года в семи округах республики было призвано 3 395 619 чел., уклонилось--754 488, т. е. 22%. По отдельным губерниям процент уклонившихся был больше (Курская -- 33 %). Вместе с дезертировавшими из тыловых частей -- 176 971 чел. утечка составила 868 621 чел., или 25 %. Число забракованных по состоянию здоровья составило 624 839 чел., т. е. 23 % явившихся по мобилизациям. ВВИ полагала, что число неправильно забракованных составляет 20 % от их общего числа и делала заключительный вывод, что "общее количество уклонившихся, дезертиров и неправильно забракованных составляет не менее, а, вернее, более 1 000 000 человек".

Н. В. Крыленко, в ту пору в качестве уполномоченного ЦК и ВЦИК занимавшийся проведением мобилизаций во Владимирской губернии, "хвастался": "Моя губерния будет самая последняя по числу мобилизованных волостной мобилизацией -- 142 человека. Но зато ни один из них не убежал. Я видел седых стариков, которые записывались добровольцами, когда я их спросил почему, то объяснилось очень просто: это были члены комбедов, которых с кольями гнали из деревни".

Он говорил это на совещании в ЦК, где после проведения кампании по мобилизациям и борьбе с дезертирством собрались уполномоченные ЦК и ВЦИК по всем губерниям, подвели итоги и откровенно поделились впечатлениями о положении на местах. Первым выступил редактор "Известий" Ю. М. Стеклов, работавший в Вятской губернии. Позволим себе поподробнее его процитировать, тем более, что то, о чем он говорил, нельзя отыскать ни в одном номере его газеты.

"Основываясь на опыте Вятской губернии, я утверждаю, что если не во всей России, то в чисто кресть

ямских и малопролетарских губерниях Советская власть вообще и коммунистическая партия, в частности, не имеет социальной базы. Вы не найдете там широких слоев населения, которые преданы нам, разделяют нашу программу и готовы за нас выступить. Я не говорю о кулаках или остатках буржуазии, которой там почти не осталось. Я говорю о широких массах рабочих, кустарей и главным образом крестьян. Среднюю массу и бедняков мы умудрились от себя отпугнуть и сколько бы мы не старались убедить крестьян, что только благодаря Советской власти он получил раскрепощение и политическое и экономическое, это не действует. Положение получается трагическое. Волостная собилизация провалилась. Добровольческая мобилизация провалилась. Мы встретили отказы целых профессиональных союзов дать хотя бы одного человека. С крестьянами дело обстояло отвратительно. Я не скажу, чтобы там были сознательным контрреволюционные силы. Этого нет. Есть только ничтожные группки контрреволюционеров, остальная масса населения настроена безразлично, к нашей партии настроение враждебное. Во многих местах ожидают Колчака. Правда, когда он подходит, настроение меняется в нашу пользу, но ненадолго. Причин этому много. Центральная причина и общероссийская -- это то, что мы крестьянину фактически ничего не дали кроме отрицательного. Как некогда город был эксплуататором для деревни и ничего не давал, к сожалению в Советской России повторяется то же самое... Мобилизации и реквизиции производятся ежедневно, забирается все. Никогда, даже в злейшие времена царского режима не было такого бесправия на Руси, которое господствует в коммунистической Советской России, такого забитого положения масс не было. Основное зло заключается в том, что никто из нас не знает, что можно и чего нельзя. Сплошь и рядом совершающие беззакония затем заявляют, что они думали, что это можно. Террор господствует, мы держимся только террором".