Наше худшее Рождество - [58]

– Весело проводят время, – ответила Элла. – Сегодня именно такой снег, какой подходит для снеговиков.

– Что ж, я как раз пришел, чтобы вынести вердикт. – Он повернулся и посмотрел на Таб.

– У нас не конкурс, – заявила та. – Снеговик всего один – мой. Значит, победила я.

– Ты победила. Официально объявляю твоего снеговика лучшим в Шотландии. А возможно, и во всем Северном полушарии.

– Ты шутишь, папочка.

– Не шучу, получился отличный снеговик. – Он склонился к Элле и громко прошептал: – Сказать, что ему, вероятно, понадобится пластическая операция носа?

В ответ она вскинула бровь:

– Думаешь, пастернак смотрелся бы лучше? Как прошел завтрак?

– Вам стоит отвлечься и попробовать. Я поэтому и пришел. К тому же вы наверняка проголодались. Рекомендую полный шотландский завтрак.

– Я уже ела тост, – сообщила Таб. – Лучше я здесь поиграю. – Она принялась сгребать снег, намереваясь создать что-то рядом со снеговиком.

Майкл присел рядом с дочерью.

– Будет еще один снеговик?

– Будет собачка. – Таб похлопала по холмику, придавая ему форму. – Ему же одному скучно.

Майкл поднялся на ноги и улыбнулся жене:

– Вы с мамой идите, позавтракайте.

– Нам некуда торопиться.

– Иди. – Майкл посмотрел многозначительно. – Лови момент.

Он явно намекал, что стоит проводить больше времени с мамой, и он прав, к тому же все складывается хорошо.

– А где Саманта?

– Недавно видел ее, она шла в библиотеку. Между прочим, там великолепное собрание книг. У нее встреча с Броди, потом, полагаю, он будет показывать ей поместье.

Интересно, сестра до сих пор обижена? Что она скажет вечером, после того как проведет весь день с Броди? Удастся ли ей преодолеть смущение из-за постоянно повторяющихся неловких ситуаций?

– Я побуду здесь, пока Таб не закончит лепить собаку.

– Иди, я с ней останусь. – Майкл обнял и поцеловал жену.

– Хватит целоваться. – Таб вставила два маленьких камушка туда, где на морде должны быть глаза. – Знаешь, бабуля, они постоянно целуются.

Элла совсем забыла о присутствии мамы и сейчас, покраснев, отошла от мужа подальше, а тот нагнулся и протянул дочери веточку для хвоста.

– Твой папа любит твою маму, и в поцелуях нет ничего плохого.

– Это противно.

– Противно? Думаешь, целоваться противно? – Майкл сделал страшное лицо, зарычал и потянулся, чтобы поцеловать Таб в шею.

Она взвизгнула, попыталась убежать, потом захохотала так, что повалилась на спину в снег. Майкл подхватил ее на руки, а Элла наблюдала за ними, качая головой и не зная, злиться ей или смеяться.

– Теперь она вся в снегу, Майкл.

– И ей это нравится.

Элла принялась отряхивать куртку Таб, потом сняла шарф и повязала ей.

– Так тебе будет теплее, – объяснила она и покосилась на мать.

Лицо Гейл выражало такую муку и боль, что Элла чуть не задохнулась. Даже в больнице она выглядела не такой несчастной и растерянной. Мать шла по жизни уверенно, как настоящий боец, гладиатор, никогда не позволяющий себе эмоции и срывы, оттого Элла и привыкла считать, что мама совсем не испытывает чувств. Почему сейчас у нее такое лицо? Причина в Майкле и Таб?

– Мама? – осторожно спросила Элла, а затем, не увидев реакции, повторила громче.

Гейл несколько раз моргнула и посмотрела на нее:

– Прости, ты что-то сказала?

– Я? Ничего… – Она не сможет понять состояние матери, когда рядом визжит и хохочет Таб, для этого надо остаться наедине и в тишине. – Знаешь, Майкл, я захотела есть. Ты прав, оставайтесь здесь с Таб, мы с мамой пойдем завтракать. Встретимся позже.

Она пошла в сторону дома, Гейл последовала за ней.

Получится ли поговорить с мамой? Раньше они никогда не обсуждали чувства друг друга. Как вообще начать этот разговор?

«Послушай, мама, ты выглядела так, будто твой ребенок умер у тебя на руках. Что с тобой случилось?»

Неожиданно Гейл заговорила первой:

– Он хороший отец.

– Майкл? Самый лучший. Веселый, с удовольствием проводит время с Таб. Ей очень повезло.

– М-м-м… А тебе?

– Мне? Разумеется, мне тоже повезло. Почему ты спрашиваешь?

– А почему нет? Ты же моя дочь. Твое благополучие по-прежнему беспокоит меня, несмотря на то что ты выросла и создала свою семью.

– Я должна была рассказать тебе о Таб. И о Майкле.

– Я бы очень этого хотела, но понимаю, почему ты не сделала. – Гейл подняла воротник пальто. – Я тебя не виню.

– Не винишь?

– Нет. Я плохо поступила в нашу последнюю встречу, обидела тебя и прошу за это прощения. Я всегда желала лишь одного – защитить тебя и твою сестру. Я, собственно, и не ждала, что вы меня поймете.

– Так помоги нам. Помоги понять тебя. – Элла остановилась, до дома идти минут пять, не больше, и она не хотела, чтобы столь важный разговор так быстро был кем-то прерван. – От чего именно ты нас защищала? Это из-за папы? Конечно, мне не понять, как тяжело потерять в столь юном возрасте любимого мужчину, но я вполне понимаю желание женщины защитить ребенка.

Может, с этого и стоит начать? С того, что их объединяет?

Гейл обернулась и посмотрела на Майкла и Таб.

– Во время нашей последней встречи ты, должно быть, уже была беременна.

– Да. – Мама решила просто проигнорировать ее вопрос?

– Понятно, почему ты была такая ранимая и эмоциональная и почему Саманта так тебя оберегала.