Наше худшее Рождество - [52]

– Помнишь, чем мы занимались в пять? Я бы сказал, хорошо, что она проспала.

Элла поцеловала мужа и выбралась из постели. Голова отказывалась работать, словно вместо мозга там теперь был пух.

– Проверю, как она.

– Не стоит, только разбудишь.

– Вдруг она встала рано и куда-нибудь убежала. Ее может съесть олень.

Майкл со вздохом опустил голову на подушку, понимая, что поспать больше не удастся.

– Олени – травоядные животные.

– Они могли забодать ее.

– В кино они выглядят довольно милыми и спокойными. Зачем Санте запрягать в повозку кровожадных монстров?

– Я все же пойду и посмотрю, как там Таб.

Элла натянула на ночную сорочку свитер, на цыпочках пошла к двери соседней комнаты и приоткрыла ее, чтобы бесшумно протиснуться внутрь.

Кровать была пуста.

Элла распахнула дверь.

– Таб!

Дочери нигде не было.

От страха едва не остановилось сердце.

– Майкл! Таб пропала! – Она бросилась в спальню и принялась искать обувь. – Одевайся, пойдем ее искать. – Отыскав обувь, она схватила со стула джинсы. – Как же я могла так долго проспать? Такого раньше никогда не было.

– Элла…

– Почему я не услышала, как она вышла? Надо было оставаться дома на праздники, а не приезжать сюда. Надеюсь, в доме на ночь запирают двери. – Застегнув джинсы, она скинула ночную сорочку. – Она же могла уйти куда угодно…

– Успокойся, Элла. – Майкл нехотя поднялся. – Никогда тебя такой не видел.

– Вот, теперь видишь. – Сердце билось так сильно, что удары отдавались в голове. Майкл прав, ей надо успокоиться. – Прежде всего найдем Броди Макинтайра. Потом…

– Элла, переведи дыхание. – Он потер руками лицо, просыпаясь. – Дыши глубоко и успокойся. Вернемся к нашему обычному подходу к воспитанию, где логика не дает место панике. Скорее всего, Таб внизу играет с собакой.

– Или пошла гулять с собакой к озеру, поскользнулась на берегу и утонула.

– Зачем ей это делать? Откуда такие мысли? – Он накинул халат и направился к двери. – Хорошо, пойдем искать нашу дочь. – Он мельком взглянул в окно. – Ах, ну все ясно.

– Что? – воскликнула, холодея, Элла и бросилась к окну.

Она сразу увидела Таб – крохотную фигурку на фоне заснеженных холмов. Рядом – человек значительно выше ростом, в объемном пуховом пальто.

– Кто это с ней?

– Похоже, твоя мать.

– Это не мама. Она носит только черное, а это пальто… – Она прищурилась, пытаясь определить цвет. – Оно сине-зеленое. Похоже на оттенки павлиньего пера.

– Видимо, ей захотелось перемен. Это определенно твоя мать.

– Но ведь черный – ее цвет. И все же… – Она прошла и села на край кровати. – Какое счастье, что с Таб все хорошо.

Майкл опустился рядом:

– Ты успокоилась?

– Ты же знаешь, если мама рядом, я всегда сама не своя.

– Я не знаю. Я мало видел тебя с мамой, но не понимаю, почему рядом с ней надо становиться другой?

– С каждым человеком мы ведем себя по-разному, Майкл. Ты не видел мои перчатки?

– Я одинаковый со всеми. – Он пожал плечом и протянул ей перчатки. – Существует лишь одна версия меня, и, по всеобщему признанию, классная.

Элла закончила одеваться и посмотрела на мужа.

– Но ведь на работе ты не такой, как дома?

– Нет. Но я всегда умный, невероятно сексуальный парень с отличным чувством юмора, который обожает свою жену.

Элла улыбнулась и бросила в него носок:

– Скромность – не одна из твоих черт, это точно. А к такой, какая я рядом с мамой, тебе просто нужно привыкнуть. Ты со мной или я иду одна?

Майкл обнял ее и прижал к груди:

– Все будет хорошо, любимая. Тебе просто нужно найти способ вновь стать собой. А теперь расслабься, с Таб все в порядке.

– Или вовсе не в порядке. – Тревога в груди вновь стала нарастать, но уже по другому поводу. – Как она может поступать так легкомысленно?

– Ей ведь еще нет пяти лет, милая.

– Я о маме. Она могла хотя бы оставить записку. Таб совсем ее не знает, почему же мама так просто с ней ушла?

– Возможно, как раз потому, что хочет узнать. По-моему, это очевидно. Помнишь, они ведь сидели рядом во время перелета, твоя мама была настоящим ангелом. Справиться с Таб было непросто, а Гейл читала ей и складывала головоломки.

– Хочешь, чтобы мне стало совсем плохо?

– Нет же, Элла. – Взгляд Майкла стал усталым. – Я пытаюсь объяснить, почему твоя мама ушла с Таб. Она тоже хочет наладить отношения, и я считаю, надо дать им обеим возможность это сделать.

– Мать понятия не имеет, на что способна Таб. Она невероятно любопытный ребенок, сует нос в каждую щелочку, если ей кажется, что там можно найти что-то интересное или с чем-то поиграть.

– Нет ничего плохого в том, что она любопытна и обожает игры.

– Да, но моя мать считает, что игры и развлечения – это плохо. Для нее главное – самосовершенствование.

Майкл подошел к окну.

– Ты уверена? Я бы сказал, что сейчас они как раз играют и развлекаются – лепят снеговика.

– Быть не может. Мама понятия не имеет, как лепят снеговика и… о боже… – Она встала у окна рядом с мужем и открыла рот от удивления. Даже с такого расстояния было видно, как Гейл зачерпнула горсть снега и положила сверху на шар, который скатала Таб. – Глазам не верю.

– Чему не веришь, Элла? В чем причина истерики и криков? Даже наверху слышно. Ты видела Санту, летящего в оленьей повозке над горами? – Саманта стояла у лестницы, и голос ее был хорошо слышен в комнате. – Где Таб? – Она подошла к ним и выглянула в окно. – О боже.