Наша маленькая тайна - [44]

Со Сьюзен все совсем по-другому. То, что Филип чувствовал по отношению к ней, шло из сердца. Сьюзен не обладает легким и веселым характером старшей сестры, однако, как выяснилось, тоже умеет веселиться — но не так огульно и безудержно, как Миранда. Все, что делала и говорила Сьюзен — сегодняшняя Сьюзен, вышедшая наконец из своей раковины, — было проникнуто настоящим чувством и мягкой рассудительностью.

Я люблю ее, понял Филип с неотвратимой ясностью. Пусть Сьюзен помолвлена с другим — сегодняшний вечер наш. Я приготовлю мясо, мы поужинаем на свежем воздухе, потом выкупаем и уложим Эмери, а потом… Потом мы будем держаться за руки и целоваться — как школьники на первом свидании. И, может быть, я расскажу Сьюзен о своих чувствах.

Или не расскажу.

От этих мыслей Филипа отвлекла Сьюзен.

— Домойте же несчастное животное! — укоризненно напомнила она и удалилась в дом.

Филип в последний раз окатил Сократа водой из шланга, смывая остатки шампуня, и они с Эмери ушли в дом.

Сьюзен была в кухне и, не скрывая изумления, оглядывалась по сторонам. Когда Эмери и Филип вошли, она обернулась.

— Филип, а где же инструменты? И вообще, почему так чисто?

— Тебе не угодишь, — пробурчал Филип. — В нашу первую встречу ты, помнится, негодовала по поводу неубранной кухни… Ладно, пора и мне принять душ.

— Постой! Сначала ответь на мой вопрос, — потребовала Сьюзен.

Филип взглянул на нее исподлобья и нехотя признался:

— Я… я просто хотел удивить тебя.

Сьюзен улыбнулась.

— И тебе это удалось.

— Теперь я могу пойти принять душ?

— Иди. Мы с Эмери и Сократом подождем тебя во дворе. Подышим воздухом.

Филип отправился в ванную, а Сьюзен, взяв Эмери за руку, вышла во двор. Малыш и собака тут же начали свою привычную возню, а Сьюзен уселась прямо на траву и предалась своим мыслям.

Он сказал, что хотел удивить меня. Значит, я ему нравлюсь.

Сегодняшний день был просто чудесным. Столько новых впечатлений, столько веселья — и столько счастья в глазах Эмери. Сьюзен тоже чувствовала себя абсолютно счастливой — и все благодаря Филипу Мастерсону. Сегодня они с Филипом совсем не ссорились, Филип не пытался уязвить, уколоть ее, да и она не чувствовала потребности читать ему нудные нотации. Сьюзен подумала, что сегодня они с Филипом достигли полного взаимопонимания.

Сьюзен чувствовала редкие умиротворение и радость, наблюдая, как Эмери и Сократ бегают наперегонки. Сейчас придет Филип, и они проведут чудесный вечер вчетвером — Сьюзен неожиданно для себя включила в список и собаку. Она улыбнулась — похоже, Сократ больше не раздражает ее.

Барт сейчас казался Сьюзен таким далеким, таким… чужим. А между тем они встречались уже полгода, тогда как с Филипом Сьюзен была знакомы всего несколько дней, но ей сейчас казалось, что нет на свете более близкого человека, чем Филип Эмери Мастерсон — грубоватый и насмешливый.

Окно ванной было открыто, и Сьюзен услышала шум воды — это Филип принимал душ. Вдруг он запел. Сьюзен поморщилась и тихонько засмеялась — более противного и громкого голоса она в жизни не слышала. Несмотря на это, ей стало легко и радостно, и немилосердно перевираемый мотив показался ей лучшей музыкой на свете.

Эмери, услышав издаваемые Филипом звуки, перестал гоняться за собакой и остановился как вкопанный. Испуганно оглянувшись на окно, в следующее мгновение он улыбнулся и принялся смешно танцевать. Сьюзен не долго думая присоединилась к нему. Сократ же выписывал круги вокруг них и подвывал песне хозяина.

Когда Филип закончил петь, Сьюзен, строго-настрого запретив Эмери и Сократу уходить со двора, пошла в дом. Она решила, что немного поможет Филипу с ужином, например, нарежет овощи для салата. Закончив с салатом, Сьюзен выглянула в окно. Заходящее солнце было похоже на огромный апельсин. Эмери и Сократ сидели рядышком на траве и зачарованно наблюдали за этим чудом. Прихватив свечи и стопку чайных блюдец, Сьюзен присоединилась к ним.

Когда Филип, посвежевший и одетый во все чистое, ероша мокрые волосы, вышел во двор, он не сумел сдержать восхищенного возгласа — тут и там были расставлены зажженные свечи в блюдцах, а Сьюзен, Эмери и Сократ сидели, тесно прижавшись друг к другу, и любовались закатом. От этой картины у Филипа защипало глаза и защемило сердце. Ему захотелось, чтобы этот миг длился вечно: его сын, женщина, которую он любит, и преданный Сократ — все вместе, и можно подойти и сесть рядом с ними.

— Ну что, ребята, будем ужинать? — подходя к ним, спросил Филип.

Предложение было встречено с энтузиазмом — все жутко проголодались. Филип развел огонь в жаровне и отправился в кухню за мясом и картофелем. Сократ, разумеется, увязался за ним и умильно смотрел на хозяина, пока тот натирал куски мяса солью и специями.

— Ладно, парень, — смилостивился Филип, откладывая в сторону самый большой кусок. — Вот, видишь, это — твой, но получишь его позже. Будешь есть вместе со всеми, понял?

По удовлетворенному выражению, появившемуся на собачьей морде, было видно, что понял. Уверившись, что и про него не забудут, пес с достоинством вышел из кухни на улицу.

А потом они жарили мясо, у всех троих от голода бурчало в животах, и это их очень смешило. Только Сократу было не до смеха — он ревниво следил, чтобы его кусок мяса ненароком не поджарили вместе с другими, и то и дело обнюхивал свою миску, также вынесенную Филипом во двор, словно ожидал, что в ней откуда ни возьмись материализуется ужин. Наконец мясо и картофель были готовы, разложены вместе с салатом по тарелкам, и все принялись за еду.