Наша любовь нужна России - [43]

Послал тебе одну главу, другую думаю послать на Ривьеру. Напиши скорее, куда адресовать письма и с какого числа. Нужно ли писать в Вену или Берлин. Крепко, крепко целую.

81. М. К. Морозова — Е. Н. Трубецкому

[11 февраля 1911 г. Москва. В Рим.]

Дорогой и милый Женичка! Посылаю тебе, во-первых, извещение о засед<ании> Соловьевск<ом>. — Была масса народа. Недурны были доклады Вяч. Иван<ова> и Бердяева, Блока — ерунда, а Эрна бледно[155]. В общем, все мысли у тебя есть, и куда интереснее и глубже. Посылаю повестку на мое собрание кружка. Этот Яковенко выступает впервые — посмотрим, каков он[156]*. По просьбе Серг<ея> Иван<овича> посылаю тебе вырезку из “Русск<их> Вед<омостей>”. Это дело Четверикова, и он счастлив победой. Удалось ему объединить таких тузов на духовной, чуждой интересов почве[157]. Это в самом деле торжество. Может быть, и для правительства будет важно. Получаешь ли ты газеты и знаешь ли все? Пиши ради Бога чаще, тебе ничего не стоит, а мне это спасенье, мой ангел, уверяю тебя. Подумай, сколько я должна всей семье давать и дело делать. Целую очень крепко, как люблю.

Твоя Гармося.

82. М. К. Морозова — Е. Н. Трубецкому

[Телеграмма. Москва. В Рим. Принята 24 февраля (11 ст. ст.) 1911 г.]

Suis desespoir complete deux mois lutte fait tout ce que toi meme voulais de moi esperant vaincre mes sentiments toutes ces circonstances mattendues brisent mon coer remplissent terreur supplie ne prands aucune decision sans moi perdre force. espoir sans ton soutien tu dois connaitre mon amur sans borne ferais toute un monde pour conserver nos relations ne puis admettre que tu veille briser mon ame et ma vie voulais partir immediatement Rome suis retenue deux semaines telegraphies ecris[158][*].

83. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой

[Телеграмма. Рим. В Москву. Принята 12 февраля 1911 г.]

Calme toi aucune decision prise lettre suivant deciderons ensemble supplie pas venir Rome[*].

84. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой

[14 февраля 1911 г. Рим, В Москву.]

14 Февраля (кажется, № 16)

Гармося, моя милая

Чувствую, что огорчил тебя вчера; зато хочу сегодня порадовать (так ведь редко что-нибудь радостное бывает). Во-первых, мне сейчас доставлены копии Соловьевских статей из Univers, которые мы с тобой издадим вместе[159]. Статьи представляют некоторый интерес, хоть и мало дают нового. Но меня они несказанно обрадовали не этим, а напоминанием о том, что наша с тобой совместная деятельность продолжается. И уж от этого небольшого луча у меня в душе посветлело и стало спокойнее.

Вот если мы с тобой согласимся относительно основного, — все станет проще и легче, между прочим и вопрос о нашем ближайшем свидании весною. Если правительство не уволит нас немедленно, а будет требовать окончания принятых на себя обязательств, то, чтобы избежать напрасных обвинений и быть во всем правым, может быть, и лучше проэкзаменовать студентов весною. Если же я буду уволен раньше, то все-таки приезд в Москву необходим по другим причинам.

Если до тех пор мы согласимся с тобой на какое-нибудь решение, то свидание наше будет несравненно менее нервным, более радостным и менее опасным. Ужасно опасны именно те свидания, от которых зависит решение судьбы. Нельзя, чтобы в таком важном деле мешали нервы. Скажу больше: решение должно быть продиктовано не чувством, а совестью: только тогда оно нас обоих удовлетворит и прочно успокоит. Поэтому оно должно быть принято раньше свидания.

По поводу моего дела будь совершенно спокойна. Сейчас, т. е. в данную минуту, когда у меня зарождаются страшно важные лереживанья и мысли, я властно слышу призыв, выраженный Пушкиным:

“Твори, но в тишине, но в тайне,

Не смея помышлять еще о славе”»[160].

Мыслям, как и доброму вину, нужна выдержка. Я чувствую, напр<имер>, теперь, что мое первое выступление о Соловьеве (в польской библиотеке) было не полезно, а вредно, ибо оно было преждевременно; мысль, не вполне созревшая, осталась непонятою и не вылилась в настоящую захватывающую форму. Теперь чувствую, что почти все написанное должно быть совершенно переработано, чтобы получилась не книга, а живое дело, и знаю, как это сделать.

Но для этого необходима тишина, некоторое отшельничество и сосредоточенность. Без этого творчества нет! Выступать и действовать необходимо, но для этого нужно иметь готовое, с чем выступить. Все прекрасное до рождения вынашивается, вымалчивается, таится во чреве и только потом рождается на Божий свет.

Сказать, что это значит “замкнуться в кабинете”, — значит ничего не сказать. Скажи, пожалуйста, нужно было Пушкину, Гоголю, Достоевскому, Толстому “замкнуться в кабинете”, чтобы произвести “Онегина”, “Мертвые души”, “Войну и мир”; заслуживает ли осужденья Иванов за то, что всю жизнь прожил в своей мастерской с одной картиной.

Ведь у меня в душе зарождается то же произведение искусства. Если оно родится раньше времени, будет недоносок; а торопить выступать с не готовым — вредно. А главное мое дело — все-таки в этом выстраданном произведении. Сегодня отослал мою 15 главу и жду с трепетом, как ты ее почувствуешь и переживешь; точно от этого все наше с тобою будущее зависит!