далеко, если бы запросить и пробудить мою душу; она только загипнотизирована. Но я хочу поддаваться этому гипнозу! Единственная область
жизни моей души, кроме моего друга и ангела Мики
[6], это Гоголь! Боже мой, какие дорогие, чудные люди есть у нас, ну как не верить в Россию. Как все ее горести и страдания вынашивались этими великими душами! Вот сейчас
никого нет, кто бы
так любил Россию! Ах, если бы Вы вот
так любили Россию — что бы это было! Об этом я всегда ужасно мучусь!. Гоголь и Достоевский — две самых глубоких русских души, и обоих коснулась какая-то тьма, и обе так звали свет и понимали его! Я согласна с Мережковским, хотя многое он противно и тенденциозно натягивает, что это объективная религиозная трагедия!
[7] Гоголь, какой это гениальный, мировой ум при отсутствии мировой живой любви, мировой души, действия! Одна любовь спасает, разрешает все! Как он звал ее, молил о ней, а она не приходила! “Чувство холодной черствости в душе!”
[8] Какой ужас (как я боюсь этого), нет ужаснее трагедии. Это бесконечная тема — Гоголь. Что Вы думаете об этой его внутренней драме? Напишите. Конечно, он умнее всех был в свое время и начинал новый путь, действительно пророческий. Ведь сейчас мы именно
так должны понимать задачу России, как он ее прозревал. Эта гениальная статья в “Переписке”, “В чем существо русск<ой> поэзии”. Как он прав, что “нужно
обратиться к истинно русскому, разгадать эту неразгаданную тайну русского ума, души, языка”. “Нужно было, чтобы выболтали мы на чужеземном наречии всю дрянь, какая пристала к нам(9). Ну, какая прелесть это, как верно. Это про кадет! Мне неудержимо хотелось бы поговорить с Вами сейчас об этом и почитать все это! В письмах не вспомнишь миллиона мыслей, самых дивных и глубоко современных, вечных, рассыпанных повсюду! Как он понимал, что надо преобразовывать жизнь, просвещать душу любовью, подвигом! И это единственно верный путь. “Бороться сейчас не за временную свободу (права и привилегии), но за душу!”
[10] Ужасно хочется поскорее знать, что Вы думаете о Гоголе! Подробно напишите!
Что, какую тему Вы сделаете лейтмотивом Вашей речи. Надо же напомнить на этом торжестве всем о
любви к России. Неужели все будут говорить о
литературе, а не о
главном в Гоголе. Вы-то хоть скажете
живое слово»(11). А то страшно становится при мысли обо всех добродетельных старичках и отживших и не живших профессорах
[12], которые будут болтать вздор обо всем рядом, а самого главного не узрят. Мережковск<ий> красиво разовьет, но подозрительно и нечисто, как всегда
[13]. Я теперь очень счастлива, что Вы будете говорить. Вы один живой и истинно русский, можете все это почувствовать и зажечь! Это необходимо — будить душу. Еще одна есть тема у Гоголя — моя любимая, но об этом до другого раза! Скорее, скорее отвечайте на все вопросы! Жду с нетерпеньем! Сердечно преданная
М. Морозова.
4. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой
[7 апреля 1909 г. Ялта. В Москву.]
7 Апреля 1909, Ялта
Милая и дорогая Маргарита Кирилловна
Почта идет так безобразно медленно, что я должен писать уже сегодня, чтобы письмо пришло в Москву к Вашему приезду. Теперь уже не за горами время нашего свиданья. Я буду в Москве к 18 утром в Субботу, и мы, конечно, в тот же день увидимся: в обычный час я буду в редакции. С крайним нетерпением жду этой минуты; но для меня совершенно ясно, что ускорять ее еще я не должен. Пребывание в Крыму было очень полезно нам всем; но оставлять теперь мою жену одну со своими мыслями было бы крайне для нее вредно, а стало быть, вредно и для меня. Она приедет два дня спустя после меня, в Понедельник.
Дорогой мой друг! Как я рад, что всего этого Вам не надо пояснять, что во всем этом Вы мне помощница и что Вы с полуслова меня понимаете. Что за ангельская душа моя жена! Вот уже два дня как она по нескольку раз напоминает мне, чтобы я отправил письмо сегодня, чтобы оно непременно поспело к Вашему приезду, точно этого я сам не знаю; и сколько раз она повторяет, что хочет Вас видеть! Боже мой, за что я так избалован любовью!
Убийственно медленно идет почта, так что трудно отсюда представить себе, что делается у вас и обратно. Но чувствую и понимаю, что Вы погружены в Гоголя; и не скрою, что чувствовать мне это очень приятно, потому что этим хоть духовно уничтожается расстояние, вследствие чего я сосу свою лапу с большим воодушевлением.
Не торопите меня вопросами. Всего не объяснишь в письме, т. к. выливается много из-под пера и льется пока свободно и с подъемом. Скажу только, что мы встретились: основная тема, — конечно, — Россия; статья могла бы быть озаглавлена “Борьба с пространством в творениях Гоголя”; а самого Гоголя я изображаю как народный тип странника-богоискателя.
А вeдь Вы меня в самом деле знаете, знаете настолько, что почувствовали даже, с какой стороны мне следует заглянуть на Гоголя.
На прощанье скажу Вам, что были в Ялте трудные, очень трудные минуты, часы и дни, труднее, чем я себе представлял; но всему Бог помог. Опять послал свою бесконечно ясную бездонную голубую лазурь над нами. Опять светло и ярко на душе.
Почему Вы говорите, что эта яркая южная природа противоположна и чужда светлому Христову Воскресенью? С каких пор Вы представляете его себе аскетически? ведь оно — вечный юг, вечное солнце — реальный свет и реальное небо, — все в бесконечно более ярком виде, чем все нынешнее. Но все-таки ни от Крыма, ни от Ривьеры Воскресенье нас не отделяет; потому что и в водах, и в небе, и в цветах, и в деревьях
