— Хорошо как! — оказала Тамара. — Кто это поет?
— Дивчатки поют, — ответила тетя Луша. — Со жнивов домой возвращаются. Чуешь, как Аленка голосом водит?
— А кто это Аленка?
— Вязальщица. Снопы вяжет.
Утомившись за целый день, Петя как сел, так и задремал с куском булки в руках.
Вдруг он почувствовал, что кто-то осторожно вытаскивает у него из рук булку. Открыл глаза — перед ним что-то большое мохнатое и дышит прямо в лицо.
— Кто здесь? — испуганно крикнул Петя. Спросонья он не понял, что это просто собака.
— Не пугайся, — сказала тетя Луша. — Варяг у нас смирный, не тронет.
— А чей он? — спросила Тамара.
— Соседский.
Варяг подбежал к Тамаре и, поднявшись, положил ей лапы на колени. Он был такой тяжелый, что едва не опрокинул Тамару вместе со стулом.
— Ну-ну! — строго сказала тетя Луша. — А где кнут?
Варяг отошел. Петя кинул ему вслед недоеденную булку. Варяг подобрал ее, махнул хвостом и ушел в темноту.
Вскоре на дороге застучала телега. Это ехали с поля девушки и пели.
Возле дома тети Луши песня на полуслове оборвалась, одна за другой спрыгнули с телеги вязальщицы.
— Гликерия Матвеевна!
— Тетечка Луша!
— Приехала!
Тетя Луша радостно заулыбалась и поднялась навстречу.
— Приехала, милые. Цела-целехонька.
Девушки гурьбой обступили тетю Лушу.
— А это чьи же такие будут? — спросили они, показывая на Тамару и Петю.
— А мои и будут.
— Племянники, значит, из Москвы?
— Да, племянники. Поглядеть на колхоз приехали. А ну-ка, Тамара и Петро, выносите из дому все стулья и табуреты начисто, будем гостей принимать.
Ребята помчались в дом.
«Какая же из них Алена? — соображала Тамара, вынося на двор стулья. — Может, вон та, в расшитом красными петушками платье, с темными бровями? Или вон другая — с зашпиленной вокруг головы косой, в белой кофточке и с маленькими сережками в ушах?»
Тамаре казалось, что Алена должна быть самой красивой, раз у нее такой красивый голос.
Пока расставляли стулья и табуреты, подъехала еще телега с народом.
— Не знаю, чем вас получше и угостить, — суетилась тетя Луша. — Садитесь пока кому где приглянется. А ты, Тамара, лезь на чердак и достань ведро с вишнями. А ты, Петрушка, отправляйся в погреб — там у меня бутылек с наливкой припрятан.
— Эге, — засмеялся старый дед в соломенной шляпе-бриле с огромными полями, — бачите, а у титки Гликерьи и наливка водится!
— А как же так можно, Онуфрий Куприянович, чтоб принимать дорогих гостей да без сладкой наливки?
— Оно верно, Гликерия Матвеевна, никак невозможно.
Тамара едва донесла ведро с вишнями. Петя достал из погреба наливку. А тетя Луша вынесла еще две коробки конфет.
Гости разместились кто на стульях, кто на табуретках, а кто подтащил себе березовые поленца, которые были сложены возле сарая.
— Пейте, товарищи, ешьте, — угощала тетя Луша.
— А конфеты, видно, московские.
— Московские.
На дороге послышался рокот мотоцикла, и вскоре яркий луч света коснулся забора. Мотоцикл подъехал к раскрытым воротам и завернул во двор.
— Бригада, встать! — шутливо скомандовала одна из девушек. — Равнение на бригадира!
«Она!» — узнала Тамара.
Это у Алены была уложена вокруг головы коса.
— Александр Борисович, присаживайтесь к нам. — И девушки с шумом потеснились на табуретах.
— Нет, к нам! — запротестовали сидевшие на стульях.
Бригадир был совсем еще молодой, хотя девушки и звали его по имени-отчеству. Был он в брезентовых сапогах и коротком пиджаке.
— А доложи-ка, Сашко, своей бригаде, — сказал дед, — какие у нее производственные показатели на сегодняшний день.
— Хорошие показатели, Онуфрий Куприянович, — ответил бригадир, подсаживаясь на скамейку возле старика. — Зоя, Тася и Алена по шестьсот снопов навязали.
— Ну, тогда о чем может быть разговор!
— Да, но только наши показатели уже перекрыли.
— Это кто же? — взволновались девушки. — Неужели бригада Пархитько?
— Она самая.
— А может, Пархитько прибрехнул малость? — усомнился старик. — На задор нас берет? Он ведь такой — ему сбрехать нипочем.
— Да нет, правда это.
Все замолкли.
— Эх, Гликерия Матвеевна, вы их наливкой чествуете, — кивнул старик на девчат, — а им в соревновании нос наставили.
Тетя Луша сказала:
— А ну, дивчатки, чего загрустили? Завтра вы им тоже нос наставите. А сейчас, Алена, запевай песню.
— А какую запевать? — спросила Алена.
Тамара, застеснявшись, попросила:
— Про калину.
— А тебе хочется? — негромко спросила Алена и усадила Тамару подле себя.
— Хочется, — шепотом ответила Тамара. — Моя мама очень любит эту песню.
— Ну, давай тогда вместе про калину, — тоже шепотом ответила Алена, притянула к себе голову Тамары, сощурила свои карие глаза, помолчала и потом не спеша запела:
Ой, цветет калина в поле у ручья...
Тамара подождала немного и тоже начала подпевать — сначала робко, тихонько, а потом все громче и смелее.
Постепенно включились в песню и все остальные, даже дед Онуфрий Куприянович. Запел он басом и невпопад. На него сердито замахали руками, зашикали.
— А что? — нарочно удивился дед.
— Сбиваете, дедусь. Да и басите очень.
— Разве ж я виноват, если голос у меня такой не внутренний, а весь снаружи, зараз оглушает!
В ставках изредка плескалась рыба. Из сада уже тянуло запахом росы и прохладой ночной зелени.
