Наша компания - [2]

Петя сидел у тети Луши на коленях, и ему все хорошо было видно. Но смотреть-то было не на что, Свет фар изредка выхватывал из темноты то дерево, то крышу хаты, то бежал вдоль сплошных посевов ржи и пшеницы.

Ветром к переднему стеклу прижало жука, и он долго не мог отцепиться и улететь. Иногда через дорогу что-то быстро перебегало, или это просто устали глаза, и так казалось.

Машина была тяжелая и ехала плавно, без тряски. Ее большие колеса с хрустом давили комки сухой грязи.

Однотонный гул мотора, запах бензина и кожи, близость тети Луши — где бы ни была тетя Луша, везде с ней как бы присутствовала частица домашнего тепла и уюта, — все это располагало ко сну.

Петя и Тамара задремали. Сквозь сон они едва помнили, как доехали до села, а потом долго шли темным садом, натыкаясь на ветви деревьев с холодными вишнями, как на пороге дома жгли спички, отпирали замок.

Потом тетя Луша взбила подушки, приготовила мягкую постель, от которой почему-то пахло укропом, и ребята уснули.

* * *

Утром Тамара будила брата:

— Петух, вставай! Ну же, Петух Петухович!

Но Петя закатился куда-то за подушку, навернул на себя простыню и не хотел просыпаться.

Было еще рано. Ребята спали в отдельной комнате, в глубокой, точно лодка, кровати.

Тамара едва из нее выбралась. Нагнулась, чтобы надеть туфли, но, к удивлению, заметила свои тапочки. Значит, тетя Луша уже распаковала чемодан.

Тамара быстро накинула сарафан, сунула ноги в тапочки и вышла на кухню.

Тетя Луша в простой ситцевой юбке, в кофте с короткими рукавами возилась около печи. Длинным рогачом она подхватила казанок и поставила его в печку. Ее полные руки были розовыми от огня.

— Спи еще. Я разбужу, когда завтрак сварится, — сказала тетя Луша.

— А я уже выспалась.

— Ну, иди тогда в садок, погуляй.

В саду было прохладно. Цветы, налитые росой, склонились вдоль дорожки. В глубине сада, в гуще вишневых деревьев, возились птицы — клевали ягоды. Под широкими листьями мальвы, где было сухо, спали цыплята. За садом поднималось солнце, а на небе еще догорал, бледнел месяц.

Густая трава захлестывала росой ноги. У высокой раскидистой шелковицы Тамара остановилась, подумала и полезла на нее.

Ягоды шелковицы были такими мягкими, что не успеешь поднести ко рту, как они раздавливались в пальцах.

Петя проснулся и тоже вышел во двор.

— Тамара! — закричал он. — Где ты?

Тамара спряталась в листьях.

— Ну, Тамарка! — Петя загляделся и наткнулся на крапиву.

Тамара не выдержала и прыснула. Петя, почесывая на ногах ожоги от крапивы, подошел к дереву. Попытался залезть — не смог.

— Тамара, брось ягод!

Пока Петя, медлительный и еще сонный, разыскивал в траве ягоду, подбежал цыпленок, быстро нашел ее и сглотнул.

— Тамарка, ты видела?

— А ты зевай больше, он и тебя проглотит.

Когда наелись ягод, тетя Луша позвала мыться. А потом сели завтракать.

На столе стоял кувшин с ряженкой, мед, яички, банка с вишневым вареньем, на тарелке — домашние булочки — балабухи.

Тетя Луша разлила ряженку по чашкам, Тамара попробовала и сказала:

— Очень вкусно, как сметана.

Пете тоже понравилась ряженка.

— Ну и хорошо. На здоровье, миленькие, поправляйтесь. Сейчас я еще варенички погляжу — может, готовы.

И тетя Луша взяла рогач, открыла заслонку и вытащила из печки казанок.

Вареники выложили в миску. Они были огромные, шевелили от пара белыми боками — вот-вот захрюкают.

— Ну, отведайте, — сказала тетя Луша. — Мамка вам таких не делала, я знаю.

Тамара хотела наколоть вареник вилкой.

— Сок выпустишь, — заметила тетя Луша.

— А как же?

— Руками бери.

Тамара укусила вареник, и из него полился густой сироп.

— Ой, дядина, до чего ж сладкие! — сказала Тамара. — С чем они?

— С крыжовником. Ешь, ешь, потом нахваливать будешь.

Тетя Луша выбрала вареник покрупнее и положила Пете на тарелку. Петя покосился на вареник, подул на него и взял.

Одолел Петя половину вареника и чувствует — больше не может, наелся уже. А тетя Луша все угощает, приговаривает:

— Ешь, Петро, ешь, пока не засмеешься.

Петя подождал, чтобы тетя Луша отвернулась, и толкнул под столом сестру.

— Тамара, — прошептал Петя.

— Ну, чего тебе?

— Не могу я...

— Что случилось? — спросила тетя Луша.

— Петух вареник не может доесть, — объяснила Тамара.

— Вот так казак — и одного вареника не осилил! — засмеялась тетя Луша.

Петя надулся.

— Ты, Петюшка, не серчай на меня, я ведь пошутила.

В это время тихо постучали в дверь.

— Да заходите, кто там? — откликнулась тетя Луша.

Дверь отворилась, и боком вошла девочка в пестром платье и матерчатых сандалетах.

— A-а, Нюра, — сказала тетя Луша. — Как шелкопряды? Ничего не случилось?

— Ох, тетечка Гликерия! — взмахнула руками Нюра и затараторила, при этом краешком глаз из-под тонкой черной бровки поглядывая на гостей. А глаза у нее до чего ж были юркие да любопытные! — Ох, случилась, тетечка Гликерия! Шелкопряды задыхаются. Лето душное, они совсем-совсем задыхаются. — И Нюра прикрыла глаза своими темными густыми ресницами и показала, как гусеницы «совсем-совсем задыхаются».

— Погоди ты охать, — остановила ее тетя Луша и встала из-за стола. — Много гусениц-то погибло?

Нюра подняла ресницы.

— Нет, еще немного. Трохи-трошечки даже. Варя говорит: может, они желтухой заболели. А Маша уже плачет.