Наша борьба - [9]

На втором году учебы в МГУ я похоронил отца. Мать осталась одна в доме, но за ней присматривал и помогал за всех нас старший брат Борис Иванович. Я почти постоянно получал повышенную (на десять рублей больше, чем обычная) стипендию - 45 рублей в месяц. Во время летних каникул в составе студенческих строительных отрядов мы выезжали (бесплатно!) в любую точку Союза: Казахстан, Сахалин, Саяны, Уренгой… Мне лично заработанных денег хватало, чтобы поддержать мать, подремонтировать крышу отчего дома, да пошиковать на студенческих вечеринках месяц-другой под крышей высотного здания МГУ. Когда летние деньги испарялись, я приладился “шабашить” по выходным в бригаде во главе с аспирантом физфака МГУ Александром Квашой. В основном это были мелкие строительные работы или рытье траншей и прокладка аварийного кабеля к подстанции какого-нибудь предприятия в Москве. Последние работы оплачивались неплохо – 25 рублей за день, и двух дней в месяц было достаточно, чтобы обеспечить хорошую прибавку к стипендии и позволить себе пригласить девушку в приличное кафе в центре города. Мне нравилось кафе “Космос” на улице Горького, по соседству с факультетом журналистики. Благо, ужин с мясным блюдом, бутылкой шампанского и мороженым на двоих стоил тогда около 11-12 рублей.

А когда совсем прижимало, выручали студенческие столовые. На раздаче в столовой зоны “В”, высотного здания МГУ работала с виду некрасивая, но удивительной душевной красоты женщина, тетя Таня. Она как- то разузнала, что моя мама тоже была поваром и очень обрадовалась этому обстоятельству, постоянно справлялась о ее здоровье, просила передавать ей приветы. Однажды весной я привез тете Тане пасхальные крашеные яйца и кулич, испеченный мамой, что привело ее в неописуемый восторг и укрепило нашу дружбу, по крайней мере, тетя Таня всегда старалась подлить мне и моим товарищам побольше борща или положить побольше картошки в гарнир. Это понравилось моему товарищу по комнате в общежитии зоны “Д” Жоре Маценко, который всегда пристраивался в очереди за мной и радостно сообщал нашей покровительнице: “Поизносились мы с вашим Витенькой, тетя Таня, до стипендии не дотянем, помрем с голодухи!” Тетя Таня бледнела и отпускала Жоре двойную порцию по цене одной… Нормальный обед в студенческой столовой МГУ стоил тогда 50-55 копеек. Недавно я побывал в родных пенатах высотки на Ленгорах. Заглянул в столовую. Женщины на раздаче узнали меня, помянули (царство ей небесное!) тетю Таню. Обычный обед в студенческой столовой стоит теперь около 50 рублей. Выходит, при Советской власти государство платило хорошо успевающему студенту один рубль пятьдесят копеек за один день учебы, и этого хватало на три обеда по цене 50 копеек за обед. Современные студенты вправе требовать от правительства восстановления покупательной способности своих стипендий на уровне 1991 года, как и предлагает программа “Трудовая Россия”: каждому работнику - 100 рублей за час труда, каждому студенту – 100 рублей за день учебы.

МИР СВОИХ И ЧУЖИХ

По окончании университета я получил распределение на областное телевидение Волгограда. Из всего состава группы журналистов - международников (21 человек) на момент распределения у меня не было московской прописки. Декан, не скрывая иронии, прокомментировал: «Что же вы, Анпилов?! Староста курса, так хорошо учились, а не смогли устроить свою личную жизнь, и теперь со знанием двух языков поедете в провинцию. Даю вам месяц на размышление. Если что-нибудь придумаете, зайдите ко мне. Перераспределим вас».

Мы вдвоем с Виктором Шарковым, ему предстояло ехать в Томск, крепко отметили распределение. А на утро я засел за единственный телефон на седьмом этаже общежития зоны «Д» и начал обзванивать по телефонному справочнику все министерства подряд на предмет выяснения, не нужен ли им срочно переводчик испанского языка для работы заграницей. Мои друзья по общежитию посчитали, что у меня началась белая горячка, да и сам я после десятка - другого грубых, а подчас и хамских ответов, переставал верить в собственное начинание. Как вдруг из конторы под будничным названием «Зарубежнефтегазстрой» на мой сакраментальный вопрос, нужен ли им хороший переводчик испанского языка для работы заграницей, прозвучало еще более неожиданное: «А как скоро вы сможете оформить документы и вылететь на Кубу?»… Через два часа я уже был в кабинете Засурского, и он подписал мне выездную характеристику.

Я прилетел в Гавану 21 сентября 1973 года и поселился в отеле «Севилья», расположенным в старой колониальной части Гаваны, на знаменитом пешеходном бульваре «Эль Прадо». Мои первыми друзьями на Кубе стали проживавшие в этом отеле молодые чилийские ученые, работавшие в Кубинском институте леса: коммунист Браулио Мельядо и беспартийный Альфонсо Мендоса. Только что, 11 сентября 1973 года, в Чили произошел фашистский переворот. Во имя «восстановления демократических свобод» был убит законно избранный президент Сальвадор Альенде. Кровавый диктатор Пиночет завалил Сантьяго-де Чили трупами. США аплодировали убийце, а журнал «Тайм» опубликовал сладострастный репортаж из моргов чилийской столицы, где тысячи обезумевших от горя людей пытались найти и опознать тела своих близких. Читая тот репортаж, Альфонсо рыдал навзрыд, Браулио ходил мрачнее тучи.