Наш Современник, 2003 № 12 - [30]

На смерть И. С. Аксакова откликнулся не только славянский мир. Немецкая “Allgemaine Zeitung” писала: “К выдающимся людям России, которые были похищены смертью в последнее время, принадлежит, бесспорно, Иван Сергеевич Аксаков. В славянском вопросе Аксаков вовсе не был приверженцем теории внешнего единства славян, которое достигалось бы путем принудительного давления на отдельные племена, теоретически он признавал за каждой народностью право на самостоятельность и стремился главным образом ко взаимному нравственному сближению и солидарности... Он верил в осуществление этого соединения”. И еще эта газета отмечала: “Со своими противниками он всегда боролся средствами благородными и чистыми, почему даже его непримиримейшие враги не могли касаться чистоты и честности его характера. Повторим эти слова, как и другие: “Честен, как Аксаков, — это была почти пословица”.

Очень трудно коротко рассказать об И. С. Аксакове, так насыщена его биография. Принципиальный государственный чиновник: уже в молодости ходили легенды о его беспримерной честности, его назначение “заставляет трусить каждое присутственное место”. Талантливый поэт, хотя сам он невысоко ставил себя как литератора, но кому в России неизвестны были ставшие хрестоматийными строфы из поэмы “Бродяга”, которая, несомненно, была предтечей некрасовской поэмы “Кому на Руси жить хорошо?”. Блестя­щий публицист, но почти все его статьи, оригиналы которых, к сожалению, не сохранились, были подвергнуты цензурным искажениям, и мы не прочтем их в полном виде. Пытливый ученый-исследователь: за описание украинских ярмарок — а он любил Украину, наверное, не меньше России — ему была присуждена Константиновская медаль Географического общества и Деми­дов­ская премия Академии наук. Председатель Общества российской сло­весности. Бесстрашный издатель, каких было немного на Руси: первый же выпуск его “Московского вестника” обратил на себя внимание не только читателей, но и цензуры. А второй выпуск вообще был запрещен, а сам И. С. Аксаков лишался “на будущее время права быть редактором какого бы то ни было издания”. И так будет до самого последнего дня. Не случайно его потом назовут “страстотерпцем цензуры всех эпох и направлений”. Возмутитель общественных устоев, к сведению нынешнего опереточного Дворянского собрания: будучи потомком старинного дворянского рода, был автором письма-проекта к государю: “Чтобы дворянству было дозволено торжественно перед лицом всей России совершить великий акт уничтожения себя как сословия...”.

Осенью 1854 года началась героическая оборона Севастополя, и И. С. Аксаков записывается в Серпуховскую дружину Московского ополчения. Он не верил в возможность отстоять Севастополь, но сделал этот шаг. Он писал родным: “…Мнe было бы совестно не вступить. Все идет глупо, но, тем не менее, люди дерутся и жертвуют”. Иван Сергеевич был не просто штабс-капитаном Серпуховской дружины, а квартирмейстером и казначеем ее. После окончания кампании он сдал в казну крупную сумму сэкономленных денег, что вызвало не то чтобы недовольство, но смущение начальства: он ставил, мягко говоря, в неловкое положение интендантскую службу всей армии. Этот факт послужил основанием для назначения его в комиссию князя В. И. Васильчикова по расследованию интендантских злоупотреблений во время войны.

В 1857 году Иван Сергеевич едет за границу. Но заграница его тянула не модными курортами, хотя потребность в том была, — он стремился глубже понять суть происходящих там событий, особенно в славянском мире. Оттуда яснее виделось и происходящее в России. Вернувшись, он начинает издавать газету “Парус”. 22 июня 1858 года он пишет М. Ф. Раев­­скому, на которого в 1856 году, после окончания русско-турецкой войны, русским правительством была возложена забота по устройству церквей и школ в Болгарии, Боснии, Герцеговине, Албании и Черногории (забегая вперед, скажу, что с 1860 года он станет в славянских странах представителем возглавляемого И. С. Аксаковым Московского славянского благотворительного комитета): “После долгих хлопот удалось, наконец, возвратить себе граждан­ские права в литературе, которых я был лишен покойным Импе­ратором. Я получил дозволение и с сентября сего года начинаю издавать от своего имени еженедельную газету... Интересы славянские, само собой разумеется, будут играть в этой газете важную роль... Мне необходима еженедельная коррес­понденция из славянских стран, так чтобы в одном было письмо из Сербии, в другом — из Болгарии, в третьем — из Богемии, в четвертом — из Далмации, в пятом — из Галиции и т.д., только таким образом славянский вопрос приобретет популярность в России. Сделается вопросом, близким нашему купечеству и вообще грамотному простому люду…”.

26 августа он снова писал М. Ф. Раевскому: “Пожалуйста, завяжите сношения “Русской беседы” с Венгрией. Кажется, мадьяры начинают сознавать, что их политическое бытие тесно связано с независимостью славянских племен... Старайтесь славян наших из области ученоотвлеченной перевести на живую почву, заставьте их изучать не только памятники древней славянской письменности, а живой народ, его обычаи, предания, верования. Вот что важно...”.