Наш собственный конец света - [8]

«Тела!» — в ужасе проноситься в моей голове.

«Они…»

— Вы кто? И как я здесь оказалась?

Ее голос вытащил меня из мира моего вечного кошмара.

За окном еще темно, я смотрю на часы и отмечаю, что проспал примерно четыре часа. Я не проснулся, когда медсестра снимала у Вики капельницу.

— Я… — запинаюсь, не знаю что сказать. Ладно, хотя бы имя назову: — Я… Андрей.

Девушка пытается присесть, но сил на это у нее не хватает, и она лишь забирается на подушку чуть повыше.

Я молчу, не знаю что говорить. Она смотрит на меня красивыми карими глазами. Боже, я только сейчас замечаю, какие у нее замечательные каштановые волосы, длиной до плеч. Она уже не похожа на восемнадцатилетнюю, ей явно меньше.

Мне становиться стыдно, что я назвал ее своей девушкой.

— Как я сюда попала?

— Я нашел тебя в снегу, буквально за полчаса до нового года. Кстати, с Новым годом!

— Спасибо, — в ее глазах печаль и легкий стыд. — Но… Но, зачем вы меня нашли?

Я потерял дар речи.

«Зачем вы меня нашли?»

Да что с тобой такое. Хотела замерзнуть? Умереть? Почему ты это говоришь.

— Спасибо вам, — робко говорит она. — Но, я хотела…

Замолчала.

— Почему? — просто спрашиваю я.

Она молчит. На ее глаза наворачиваются слезы, дыхание становится сбивчивым — она вот-вот заплачет. Ее бледные губы сжаты и создается впечатление, что неумелый художник просто не смог их нарисовать и вместо рта начертил одну тонкую линию.

— Ты пропустила новый год, — говорю я. Но почему именно это? Я сам его не люблю, но зачем должен заставлять это делать кого-то другого?

— Я не люблю новый год, — ее слезы так и не пролились, она смогла себя сдержать. — Простите.

— За что? — удивляюсь я.

— Вы ведь, получается, из-за меня, его тоже пропустили.

— Пустяки, я бы все равно на него не успел, — с улыбкой отвечаю я. Но моя улыбка вянет, и я снова задаю главный вопрос: — Почему вы хотели умереть?

Ее глаза закрываются и из-под сомкнутых век все же пробиваются слезы. Она плачет, рыдания сотрясают ее тело, но она уже ничего не может с собой поделать.

Она плачет долго. Все это время я вспоминаю пятнадцатилетнее прошлое. Я пытаюсь не думать об этом, но слезы этой девочки так напоминают мои. Мои собственные, которые, как старый колодец, уже высохли за давностью времени. Я не плакал уже лет десять. Но каждой зимой мне плохо. Каждой зимой я забываюсь в вине. Каждой зимой из-под моего пера выходят печальные романы, которые почему-то больше всего нравятся моему читателю. Каждой зимой в моей голове постоянно вертятся три слова: «Хренова куча снега». И каждой зимой, когда я трагически заканчиваю свой новый роман, у меня появляются мысли о суициде…

Я смотрю на нее, и мне хочется плакать, но мой колодец пуст: он заполнен лишь хреновой кучей снега, которая никогда не тает.

— Я умерла в прошлый новый год, когда мне исполнилось шестнадцать, — просто произнесла она. Рыдания прекратились, но слезы остались.

— М?

— Я умерла за минуту до нового года. У моей матери случился инсульт, и она умерла, когда часы отбили одиннадцатую секунду. А через минуту меня вернули. Отец не простил мне этого, да он никогда и не был моим родным отцом.

«В новый год. В сам новый год. Умерла она, умерла ее мать. Но ее вернули, а маму — нет».

— Мы ехали с друзьями в машине, знаете, такая иномарка, гладкая, серебряная, красивая. Темка был за рулем, он был немного пьян. Представляете, он нам говорит: «А давайте по встречке поедем?». Я сама была пьяна. Мы согласились. У него была бредовая мысль. Но я любила его за это. — Она посмотрела на меня большими красными от слез глазами. — Я выжила одна. Представляете, ни одной царапины снаружи, зато внутри…

Она снова замолчала. Слез больше не было. Она смотрела на меня, я смотрел на нее.

И не выдержав молчания, я произнес:

— И что ты дальше собираешься делать?

Она закрыла глаза.

— Я теперь не могу тебя отпустить.

Ее удивленный взгляд. Я слегка улыбаюсь.

— Как тебя зовут?

— Вика.

Моя улыбка становится шире. Надо же, сказал врачам первое, пришедшее на ум имя, и попал в точку. Она не понимает моей улыбки, но я ей пока ничего не объясняю.

Я смотрю на нее и думаю, что и в правду, я не могу ее отпустить. Она красива, мила. И самое главное, она опять может попытаться наложить на себя руки.

«А разве это теперь самое главное? Подумай, — на моем лице усмешка, Вика смущается, потому что ничего не может понять. — Она ведь тебе нравится!»

— Вы сказали…

— Да, Вика. Ты поживешь пока у меня. Потому что я боюсь за тебя.

«Потому что я влюблен?»

— Но вы ведь меня совсем не знаете, — протестует она, но, — мне показалось? — в ее глазах была мольба. Ей нужен человек, который ее поддержит, который ее поймет. И она это знала, просто ей, наверное, еще никто похожий не встречался.

— Я тоже не сильно люблю новый год. — Начинаю говорить я. — Точнее я не люблю снег. Однажды, когда мне было десять лет, я убежал из дома. Это было за пару недель до нового года. Я очень сильно поссорился с родителями. По мелочи, я ведь был еще ребенком. Я страшно захотел себе одну игрушку, но они сказали, что не могут мне ее купить, по крайней мере, пока. Я страшно из-за этого разозлился. Глупо, но я всегда был таким не сносным ребенком. О чем сейчас жалею.