Наш лисенок - [2]

* * *

А отец в это время мчался на велосипеде от одного хутора к другому, собирая людей на пожар. Но кое-кто уже и сам заметил дым, и поспешил к месту происшествия. Там лесник всех и застал, когда приехал на пожар, вспотев до того, что на нем сухой нитки не осталось.

Огонь успел захватить обширное пространство, но, к счастью, ветер дул от леса к болоту, так что если бы не удалось преградить ему дорогу, возле сырого болота он и сам бы погас. Нот почему люди взялись прежде всего за ту полосу огня, которая пробивалась против ветра к лесу, в то время как раздувающемуся по ветру пламени никто и препятствовать не стал. И только после того как удалось погасить пожар около леса, люди двинулись навстречу огню к краю болота: ветер мог перекинуть языки пламени через неглубокий ров, окружающий рощу Сооне, и поджечь болото. Случись такое, преградить дорогу огню было бы очень трудно и тогда уж никто не мог бы сказать, где иссякнет его сокрушительная мощь.

Но и с подветренной стороны караулить огонь было не так-то легко, дым накатывал удушающе густой и горький. К тому же он был полон живых искр и хлопьев сажи. Но с этим считаться не приходилось, и люди, следя, чтобы болото не загорелось, ходили по краю его в клубах дыма. Им удалось спасти небольшую красивую сосновую рощицу на самой вершине Сооне.

Зато вечером, когда крестьяне стали расходиться по домам, они выглядели страшнее, чем если бы весь день проработали на молотьбе. Кое-кто получил ожоги, у многих пострадала одежда.

Лесник Киреп остался на пожарище следить, не тлеет ли где скрытый огонек, который на ветру может разгореться в пламя. С еловой веткой в руке ходил он по краю обгоревшей земли, постегивая ею то здесь, то там или затаптывая ногами мох, из которого тянулись тоненькие струйки дыма. А потом побрел он по черной, обуглившейся земле, чтобы поближе рассмотреть, что сталось с молодыми деревцами. Киреп помнил, что здесь под деревьями рос высокий мох, густой вереск, зеленые кусты черники и брусники. Теперь перед ним лежала голая земля: огонь поработал в сухих зарослях на совесть. Почернели даже стволы сосен, да так, что вряд ли какая из них выживет, разве только те, что постарше, у которых кора успела уже задубеть как следует.

Лесник смотрел на сосны, как на живые существа, вот только ходить они не могли. Большую часть сгоревшего леса сажали под его присмотром, а саженцы вырастил он сам. Они были для него как дети, погибшие в этот пригожий весенний день в обжигающем пламени. Сколько трудов он вложил в них! Из года в год выращивал он саженцы и высаживал их по весне. Мотыгой выгребал в земле глубокую ямку, опускал в нее длинный тонкий и слабенький корешок, потом утрамбовывал землю, чтобы ни ветер, ни палящее солнце не могли повредить корням. И все же некоторые деревца засыхали, и тогда на их место сажали новые, чтобы лес не редел, чтобы в ровных рядах не было просветов.

И вот случилась беда. Все исчезло, все уничтожено за какие-нибудь несколько часов. Наверно, если бы деревья сгорели дотла, ему было бы легче, но нет, они все еще стоят — на тех, что пониже, хвоя опалена, на высоких еще зеленая. Но завтра или послезавтра пожелтеет и она, и большие деревья вместе с маленькими будут долго стоять так, напоминая Кирепу, каким бессмысленным и бесплодным может стать человеческий труд. И все-таки он знает, что будет снова выращивать саженцы сосен, поливать и окапывать их, чтобы было что сажать вместо деревьев, погибших в огне.

* * *

С такими мыслями бродил Киреп по обгорелой земле между почерневших стволов. Начинало темнеть, но он все никак не мог покинуть пожарище. А когда наконец направился к дому, еще не раз останавливался и оглядывался.

Наконец Киреп вошел в лес, не тронутый огнем, под высокие сосны и вдруг услышал жалобное повизгивание, доносившееся из горелого леса. Что бы это могло быть? Лесник прислушался. Теперь можно было разобрать, что скулит не один, а несколько зверьков.

Киреп пошел на звук. Он шел медленно и осторожно, останавливаясь и прислушиваясь. А когда тихое повизгивание раздалось совсем близко, и вовсе остановился. Леснику показалось, что скулящие зверьки идут ему навстречу, словно надеясь на его сострадание и помощь. И чтобы не испугать их, Киреп замер на месте. Он даже прикрыл глаза, зная, что их живой блеск лесные звери видят прежде всего.

Так прошло минут десять. Наконец Киреп заметил, как по черной, обгоревшей земле движется что-то красновато-коричневое.

«Лисенок, — подумал лесник. — Видно, мать, испугавшись огня, бросила своих щенят. Где-то здесь должна быть лисья нора».

Киреп терпеливо дождался, пока лисенок, повизгивая, подошел к нему совсем близко, и прыгнул, чтобы схватить его. Но зверек был проворнее. Колобком покатился он между сосновых стволов и кочек. Киреп догнал лисенка, но, пока нагибался, тот опять ускользнул. Несколько раз Киреп опускался на корточки и даже падал плашмя на землю, испачкался сажей с ног до головы, но в сгущавшихся сумерках лисенок все еще продолжал бегать на свободе.

Тогда лесник скинул пиджак и попытался набросить его на убегающего зверька. В конце концов это ему удалось, и он направился домой с лисенком в руках и в перепачканном сажей пиджаке. Два других лисенка успели удрать. Киреп утешал себя мыслью, что завтра он возьмет с собой лопату, разыщет лисью нору и откопает весь выводок.