Наш добрый друг - [42]

Все молчали, со страхом смотрели на разъяренного начальника, не представляя себе, как к нему подступиться. Но, когда тот немного успокоился, выпустил весь свой словесный заряд, осторожно стали просить его, чтобы сменил гнев на милость. Это, мол, Джулька его просто не узнала, поэтому так опрометчиво поступила. Раненые и сестры наперебой просили неумолимого начальника простить Джульку – она, мол, больше не будет. Они за нее ручаются! Как можно такую красавицу прогнать? Ведь она сопровождает своих хозяев и друзей в госпиталь. Она с ними была на переднем крае. Это необычная собака. Это потомок псов, с которыми еще Тургенев ходил на охоту. Вот доберутся до места назначения, определят раненых в госпиталь, тогда разберутся также с Джулькой. Она здесь никому не мешает И ничье место не занимает. Наоборот, ребятам и персоналу с ней веселее в пути.

Но сердитый начальник был непоколебим, он и слышать не хотел всего этого. Его приказ был окончательным, не терпящим никаких возражений: выгнать из вагона Джульку и прекратить разговоры о ней!

Больше всех были огорчены Шика, Васо и дядя Леонтий. Столько пройдено пути, вот еще день, еще два – и они будут у цели. И вдруг такой злой приказ! Где же правда, где справедливость?

Не иначе, как Джулька поняла, что из-за нее идет спор, и надолго забралась под полку, в свое укрытие, спряталась, притаилась и уже старалась меньше бегать по коридору, меньше бросаться в глаза, а когда чувствовала, что приближается к купе сердитый начальник, замирала в своем укрытии и не дышала.

На следующий день начальник неожиданно отменил свой строгий приказ, выполняя просьбы сестер и раненых. Больше того, Джулька ему тоже начала нравиться; с опаской, правда, гладил ее, даже намекнул, что имеет большое желание вообще оставить собаку при себе. Джулька все время будет ездить в поезде на фронт, а оттуда в далекий тыл, сопровождая раненых, а когда война кончится – заберет ее к себе домой, в Тамбов.

Это заявление безмерно радовало всех обитателей вагона.

Все поняли, что туча, нависшая над Джулькой, рассеялась, и она мгновенно учуяла: ей больше нечего прятаться от начальника; она отныне является полноправным членом общества, и ни одна душа больше не отважится обидеть ее или прогнать.

Нужно добавить ко всему сказанному, что только лишь первые двое суток Джулька пряталась, боялась, ожидая каждый раз какой-то напасти – ее ведь могли в любую минуту вышвырнуть из вагона. Потом, почувствовав себя увереннее, она уже перестала прятаться, начала помогать раненым. Когда что-то падало с полок, она тут же подбегала, подбирала вещь зубами и относила неподвижно лежащему хозяину. Сопровождала сестер, когда они разносили раненым пищу, часто хватая в зубы кошелку или ведро и помогая нести по вагону. Она также охраняла ведра с едой и продуктами, дабы никто не хватал без разрешения сестер то, что не положено.

И, наблюдая, как Джулька старается всем помочь, как она суетится, окружающие весело смеялись, а этот смех лечил раненых, пожалуй, лучше, нежели все лекарства и уколы. Некоторые стали чувствовать себя намного лучше, глядя на это действительно необычное существо.

Когда Джулька ходила по длинному коридору вагона, она почему-то у всех вызывала добрую улыбку, добродушные шутки, остроты. Все к ней за эти дни так привыкли, что, казалось, они едут вместе уже давно и никогда не смогут расстаться.

Джулька, видя, что все сопровождающие раненых сильно озабочены, трудятся, что-то делают, и сама старалась не сидеть без дела, чем-нибудь быть полезной людям, не есть даром свой кусок хлеба с супом, что ей три раза в день, как всем раненым, подавали. Она стала неотделимой от всех в этом длинном составе с грохочущими вагонами, который мчался степями и полями России подальше от войны, на восток.

Глядя на Джульку, как она вписалась в эту необычную обстановку, как вольготно чувствует себя и как заслужила прочную симпатию у всех обитателей вагона и даже любовь к себе, трое друзей – Маргулис, Доладзе и дядя Леонтий – были рады и куда лучше себя чувствовали, чем раньше, когда ей угрожала суровая участь. Все они уже понимали, что, как бы там ни было, их уже не разлучат с этим преданным, добрым и верным другом.

15.

В один из вечеров, когда солнце, опускаясь за высокие горы, осветило своими закатными лучами вагон, как бы прощаясь с ехавшими в нем ранеными, лежащими на своих местах, Шика долго лежал, следя за ускользавшими лучами, вдруг тихонько затянул свою любимую «Катюшу».

Джулька сидела Возле него, уткнув холодный нос в подушку, смотрела на него влюбленными глазами, внимательно вслушиваясь в мотив.

Долго она слушала, поворачивая голову то влево, то вправо, И вдруг тихонько стала подвывать, с каждым разом все отчетливее, все красивее, в такт.

Циркач обалдел от восторга. Он подумал, что это она случайно стала подтягивать знакомый мотив, и утих. Утихла и Джулька.

Подождав немного, Шика снова стал тихонько напевать, а Джулька тут же подхватила мотив, но теперь это у нее получилось еще лучше, точнее.

И так повторялось несколько раз… Шика Маргулис обрадовался и размечтался: Джулька, видно, уже предчувствует конец войны, скоро отправится с ним в школу доучиваться. И он представил себе, как будет выступать с нею на манеже.