Наш день хорош - [3]

— На этом козле, — Алексей ткнул рукой в сторону станка, — все детали запорешь!

— Что ты сказал? На козле? —возмутился Устиныч. — А ну, повтори, что ты сказал?

— Не станок, а морока! Козел!

— Да знаешь ли ты... — начал было Устиныч и вдруг выронил из рук втулку, схватился за сердце. Лицо его стало землисто-серого цвета. Мастер медленно осел на ящик.

Алексей пулей сорвался с места, нашел в конторке воду и, вернувшись, протянул стакан мастеру.

— Не надо! — сипло проговорил Устиныч, отстраняя стакан. — Обойдусь...

Он с трудом поднялся и медленно пошел вдоль пролета к себе в конторку.

— Сдавать стал Устиныч. — К Алексею подошел фрезеровщик Павлов, который уже лет тридцать работал в цехе. — А какой орел был!.. Что у вас тут стряслось?

— Втулку запорол. — Алексей поднял деталь с пола. Она, казалось, еще хранила тепло рук Устиныча. — Ну и поскандалили маленько... Станок я козлом назвал, а он...

— Дурак! — глаза Павлова, дотоле добрые, вдруг стали метать молнии. — Да ведь он тебя к этому станку временно поставил!

— Временно! — вскипел Алексей. — Все вы тут мастера учить. А попробовали бы сами на этом ДИПе — посмотрел бы я, как вы запели!

— Сопляк! — вконец рассердился Павлов. — И на этом станке ювелирную работу люди делают, специальные заказы выполняют. А ты!.. Обожди, вытянем тебя на цеховое собрание...

— Хоть сегодня! — обозлился Алексей.

— Тьфу, оглашенный! — чертыхнулся Павлов и ушел на свое рабочее место.

Сменное задание Алексей не выполнил. Подписывая наряд, Устиныч даже не взглянул на токаря. Алексея это задело за живое.

— А может, вы поинтересуетесь, Павел Устиныч, почему я до нормы не дотянул?

Мастер промолчал. Он поднялся из-за стола и пошел к шкафу, где хранился сменный журнал, показывая всем своим видом, что говорить не о чем.

— Понятно! — Алексей достал папиросу, прикурил и, выйдя из конторки, направился в душевую. Сегодня они с Федором собрались на стадион. Смешно! Они будут играть против футбольной команды ремесленного училища, из которого вышли сами! Вот потеха!

«А может, отказаться? — думал токарь. — Будешь плохо играть, еще обвинят. Скажут, подыгрываешь по старой памяти».

Из кабинки душевой выскочил Федор. Мокрый белобрысый чуб падал ему прямо на глаза. Прыгая на одной ноге, Федор силился попасть другой в тапочек.

— Жми скорее! — Федор схватил полотенце. — Дадим сегодня жару!

Однако матч заводская команда проиграла.

По домам приятели разошлись хмурыми. О чем тут говорить, когда тебе; токарю четвертого разряда, ремесленники нос утерли! Свои же рабочие освистали, «сапожниками» назвали.

Алексей словно от озноба передернул плечами. С какими глазами в цех придет? Привет, скажут, представителям солянки сборной...

Утром, шагая по улице родного города, Алексей с трепетным волнением оглядывался кругом. Цвели акации, сирень, яблони.

«В воскресенье в горы пойду, — подумал он. — На Урале второй год живу, а ни разу не собрался. Хорошо там сейчас. Интересно бы с шиханов на город посмотреть. Надо Федьку позвать, чтобы фотоаппарат с собой взял. Маме карточку пошлю».

Вспомнив о матери, Алексей замедлил шаг. «На три письма не ответил... Денег два месяца не посылал. Сегодня же напишу письмо и денег отправлю с получки»,— твердо решил он, входя в двери заводской проходной.

В цехе его встретил привычный гул моторов, лязг металла. Пахло нагретым маслом и горячей стружкой.

Токарь Петр Васильевич, которого должен был сменить Алексей, закончив дела, вытирал ветошью руки. Он косился на сменщика:

— Когда за станком смотреть будешь?

— А что он, барышня, что ли? — огрызнулся Алексей, хотя и чувствовал себя виновным: второй раз забыл почистить и обтереть станок.

Петр Васильевич укоризненно покачал головой:

— Эх ты, голова садовая! Долго тебя еще обтесывать надо да учить.

По привычке Алексей прошел в конторку мастеров получить наряд. Но Устиныча там не было.

— Заболел Устиныч, — ответила ему нормировщица Люба. Федор называл ее Прозерпиной. Почему? Наверное, за глаза. У Любы они были такие голубые, чистые!..

— Сегодня, что ли? — поинтересовался Алексей.

— Вчера. Директор на своей машине его отвез.

«Ишь ты, — подумал токарь и в душе усмехнулся. — Персона какая важная наш мастер — директор отвез!..»

Устиныча заменял мастер Чернобровкин. Он бегал по пролету в своем черном кургузом пиджаке. Стоило какому-нибудь рабочему зазеваться или отойти на минуту от станка, Чернобровкин коршуном налетал на него и шипел:

— Бездельничаешь? — и страшно бранился.

За сквернословие он имел уже несколько выговоров, даже с последним предупреждением, но ему — что с гуся вода.

— А-а, любимчик Устиныча появился! — Чернобровкин показал в ехидной улыбке щербатые зубы. Глаза у него, как два хитрых зверька, глядели из-под насупленных бровей ядовито и зло. — Получай наряд. Сегодня на болтах поработаешь, — и протянул листок бумаги.

— Пошел ты!.. — вскипел Алексей и отвернулся.

— Не нравится обхожденьице... — заметил Чернобровкин. — Ничего! Я с вашим братом цацкаться не буду. Я тебе не Устиныч!

 

...Сегодня вечером Алексей собрался на озеро. Даже Федору ничего не сказал об этом. Надо же в конце концов и для личных дел время выкраивать. Не все для друга.