Наш человек в Киеве - [34]

Ольга шла по киевской улице в обществе еще двух таких же упитанных подруг. Мне вдруг пришло в голову, что они по привычке шагают в американское посольство клянчить гранты, и я пошел за ними снимать сенсационный разоблачительный материал.

Но девушки прошли метров сто и нырнули в подвальное помещение на той же улице.

Я пошел за ними, мельком изучил табличку «GLAVKOM» на стене и спустился по ступенькам вниз.

— Вы на пресс-конференцию? — уточнила у меня очень милая и очень худенькая девушка за стойкой в холле[6].

— Да, — кивнул я с невозмутимым лицом, доставая видеокамеру из пакетика.

— Сообщите, пожалуйста, ваше имя и наименование СМИ.

— Игорь Петрашевич, болгарское радио «Авторевю».

— Хорошо, спасибо, вот пресс-релиз, пожалуйста.

Я забрал два листка бумаги и прошел в зал.

Пресс-конференцию почтило своим вниманием всего два журналиста, одним из которых был я. Так тупо не проваливался даже Штирлиц[7]. Ведь Курносова наверняка видела меня множество раз на пресс-конференциях в Питере и, несомненно, узнает сейчас.

На сцену вышла Ольга и, мрачно оглядев пустой зал, села за столик-стойку с установленной там табличкой «Главком. Ольга Курносова». Следом вышла еще одна девушка, намного более стройная, и уселась за столик с табличкой «Главком. Елена Галкина». Говорить Курносова и Галкина начали одновременно, обращаясь преимущественно ко мне, поскольку только у меня из нас двоих с коллегой была видеокамера.

— Тема нашей пресс-конференции — Майдан в России. Смена власти в России возможна, и она произойдет в ближайшее время. Это сделают десять процентов недовольных, как только появится достойный повод. Мнение остальных девяноста процентов россиян никого не волнует. Революцию сделает именно это активное меньшинство, как и произошло здесь, на Майдане, — заявила Галкина, и Курносова ее активно поддержала парой эмоциональных фраз.

Обратило на себя внимание то, как спокойно эти барышни признали, что два года назад на Майдане произошел именно переворот, причем совершенный вопреки мнению большинства украинцев. Впрочем, больше меня волновало другое — узнала меня Курносова или нет.

Выступление обеих гражданок уложилось в полчаса, еще полчаса было отведено на вопросы, но задавать их было некому — я рот открывать не собирался, а мой собрат по несчастью, сделав необходимое количество фотографий, откровенно дремал в обнимку со своим фотоаппаратом.

— Раз вопросов больше нет, мы с вами прощаемся. До новых встреч, — задорно произнесла в пустой зал Галкина и ушла со сцены в служебное помещение. Курносова сидела за столом и пристально смотрела на меня, не отрываясь.

Я встал под ее тяжелым взглядом, аккуратно уложил камеру в пакетик и пошел себе к выходу, когда услышал резкое в спину:

— Эй, ты, стой. Стой! Стой, ты, лысый хрен, или я сейчас СБУ вызову! Стой, сволочь, я звоню в СБУ!

Я спокойно дошел до выхода, и только на самой лестнице, уже в дверном проеме, она меня настигла и закупорила своим необъятным туловищем выход наружу.

— Ты далеко собрался, москаль? — услышал я привычное уже определение для себя.

— Мадам, уже падают листья, — ответил ей я, и со второй попытки, поднапрягши все силы, все-таки сумел отпихнуть ее тушу от дверей.

— Подожди, москалик. Давай договоримся, — услышал я тяжелое дыхание за спиной.

Я выскочил наружу в мягкие киевские сумерки. Она, тяжело дыша, поднялась следом.

— Давай так. Я тебя никому не закладываю. А ты для меня решаешь простой вопрос в Петербурге.

До меня вдруг дошло, какой вопрос она не успела решить в Петербурге перед тем, как свалить на Украину в качестве политического беженца.

— Тебе свою квартиру надо сдать в Питере, что ли? — уточнил я у нее на всякий случай.

— Не свою, знакомой одной, — еще раз тяжело вздохнула она. — Там остались одни идиоты, никому нельзя доверить, понимаешь.

— А мне, москалю, доверять можно, что ли? — удивился я.

— Тебе можно. Я тебя в СБУ сдам, если что, — деловито объяснила она мне расклад, кривя толстые губы.

Она ни разу не назвала меня ни по имени, ни по фамилии. Она просто помнит лицо, но не помнит больше ничего.

— Тупая ты овца, Ольга, — ласково сказал я ей. — Променяла Родину на хрен знает что. Иди ты в жопу, Курносова, бывай…

Я неторопливо шел по корявому асфальту Шелковичной улицы, а она некоторое время неуклюже бегала, спотыкаясь, вокруг меня, то взвизгивая: «СБУ, СБУ сюда!», то доверительно понижая голос и предлагая хорошие комиссионные за посредничество.

Отстала она только на втором перекрестке, когда я здорово прибавил шагу.

Пошел мелкий холодный дождь, и я понял, что не добегу до своего хостела сухим. Не доходя квартала до поворота на улицу Кропивницкого, я увидел кафе с многообещающим названием «Венские булочки» и, конечно, направился туда — наверх по булыжной мостовой, и потом несколько ступенек по гранитной лестнице.

В кафе действительно прямо за барной стойкой пекли булочки, а также заваривали несколько видов чая и кофе. Всем этим пахло при входе в заведение так призывно, что у меня где-то в районе желудка начались натуральные судороги.

Я замер у стойки, наугад выбирая себе горячие булочки из только что выложенных на поднос на витрине.