Нас украли. История преступлений - [11]

— Три года! Всю жизнь!

— Ну и что. Он хороший человек.

— Молчи! И дети родятся!

— Правильно, — соглашалась на все несгибаемая Маша.

— Как хочешь, а я его не пропишу!

— Пропишешь, — возражала Маша, — а если не пропишешь, я по суду отсужу себе комнатку, и все. Я имею право.

— Дура! — вопил отец. — Предаешь, понимаешь, нас с матерью, которые все только для тебя! Все! Квартиру тебе строят! Взнос уплатили в кооператив! В дорогой, между прочим, куда все рвались, а я устроил для тебя! Для тебя же, дура!

Мать, Тамара Геннадиевна, не была допущена к переговорам. Но она все слушала по отводной трубке.

Позже, в спальне, она сказала:

— Маша не дура. Она влюблена в него, Валера. А ему надо отработать в Москве, чтобы уехать в страну. А без прописки на работу не берут.

— Мне-то что!

— А то, что она хочет выйти за него замуж. И пользуется ситуацией. Пропишет его.

— Дура. И ты дура вдвойне еще. Он пользуется, он!

— Может быть. Тебе лучше знать. Именно тебе. Кто, как не ты, должен это понимать.

Молчание, обиженное сопение.

Мать продолжала:

— Это Машино дело. Мы должны пойти ей навстречу.

— Какой-то сиволапый будет с нами жить?

— Мы же приедем всего на месяц, Валер. Через полгода.

— А вернемся через два года?

— А вернемся, они уедут. У него хорошее будущее. У него дядя двоюродный в системе Медимпорта.

— Кто такой?

— Маша говорила, Виктор Иванович. Чермухин.

— Сам Чермухин?

— Матери его двоюродный брат.

— Ну.

— Он его хочет отправлять в Хандию. На три года. Через год.

— Откуда ты все знаешь?

— Знаю. Маша сказала. Я ей звонила.

— От бабы… Сговорятся, понимаешь… За спиной.

— Как ты помнишь, мой отец тоже был против того, чтобы я за тебя выходила замуж, — сказала Тамара Геннадиевна.

— Прав он был, — сердито отвечал муж. — Как в воду глядел. Не был бы я дурак…

— Мой папа из-за этого и умер, — сказала Тамара Геннадиевна.

— Прям, — возразил Валерий Иванович. — Пил много, вот и все. Алкаш был.

Видно было, что не в первый раз возникает этот разговор.

7. История Самары и Валеры

Эти собеседники — Валерий Иванович и Тамара Геннадиевна, родители Маши, — были как раз из того самого слоя советских людей, который в их собственных кругах назывался словом «контингент», — сдержанные, вышколенные дипломаты, сам с красивой зачесанной сединой, Валерий Иванович, тоже, кстати, с югов, ставропольский, из станицы, бывший футболист, а потом спортивно-комсомольский деятель. Работал в обкоме инструктором, там его заметили.

Тогда были такие времена, что дипломатов и вообще руководство набирали из проверенных людей рабочего происхождения, и правильно делали.

Именно на них, на их вкусах и на их культурном уровне, все и было основано в стране, театр, кино, телевидение, литература и научные устремления — щедро финансировались только закрытые «почтовые ящики», работающие на войну и космос.

Был даже в одном НИИ (научно-исследовательский институт) отдел биохимической направленности, в котором завотделом, женщина, кандидат биологических наук, пробивала научную тему для своих сотрудников, хотела создать нечто, что действует только на определенную расу.

Потом, уйдя на пенсию, она спала на брошюре одного энтузиаста воскрешения из мертвых. Он собирал огромные залы и продавал свои книжечки, имеющие силу.

Теперь о Валере. Жену он себе отыскал именно уже в посольстве, это была дочь посла, красавица, по матери из гнезда московских грузинских князей, по отцу (послу) тоже деревня, но вся целиком пошла в мать.

Тамара, студентка, приехала к родителям в зарубежную страну на каникулы, за красивым каменным забором тут были все свои, все посольство жило под одной крышей и чуралось как иностранцев, так и изучения местного языка. Хорошо разбирались только в ценах, где, на каком оптовом складе продукты и вино дешевле. Повара-туземца по прозвищу «шахтер» (поскольку чумазый) посольские бабы насобачили солить грибы и огурцы, он даже делал капусту по-гурийски, лобио и аджаб санда, это мадам Нина Георгиевна, жена посла, постаралась.

Водилась икорка с родины. Закатывали русские обеды для коммунистов-аборигенов.

Сидели в садике, где бегали дети персонала.

Играли в города.

Карты были под запретом. Имелись шахматы и шашки.

Ну и местное телевидение, которое все смотрели ближе к ночи.

Для обучения языку, так объясняли.

А там одни песни-танцы показывали и музыкальные фильмы производства кинофабрики соседнего государства под названием Болливуд.

С субтитрами на местном языке, бежали такие кудрявые строчки.

Не было ни фига не понятно.

Дочь посла Тамара пригляделась к молодому сотруднику Валерию (по презрительному определению посла-отца, «футболисту»), пригляделась к нему с балкона, когда он именно что играл в футбол с детьми посольства, он тренировал их как команду, хотя мальчишек было всего четверо, пятый путался в ногах, запасной дошкольник.

На чужбине разрешалось держать детей только до одиннадцати-двенадцати лет, дальше надо было их усылать на родину, не было в посольстве для них школы.

Так что он играл с малолетками. От бумажной работы на что не пойдешь!

Тамара, сидя на балконе, как раз оказалась единственной болельщицей. Она обмахивалась веером там, на втором этаже, а внизу дети гоняли мяч.