Нас там нет - [64]

За такое полагалась страшная месть. Берта во главе с мужским детским населением нашего двора собрала военный совет в беседке.

Благородное воинство предлагало закидать Димитриса камнями и запулять железками из рогатки.

Я, известная ябеда и вообще коварная душа, предлагала сначала нажаловаться милиционеру, а после вымазать Димитрису дверь какашками. Пусть родители понимают, что воспитали гада.

Лилька советовала похитить злоумышленника и запереть в подвале.

На свою беду, они не заметили Васиного папу, известного пьяницу, который спал в беседке под лавкой и пробудился от громкого негодования.

— Кто плачет? — захрипел он.

— Вот, Яша, — испуганно зашептал Вася. Тогда он еще боялся отца.

— Кто обидел? — взревел окончательно проснувшийся Васин папа.

— Димитрис, он шпана, из 26-го дома. — Народ начал потихоньку отступать из беседки.

Васин папа затрубил пыльным грозным Валькирием: «Бить! Бить, засранца!»

И пошел выламывать ветку.

Слава богу, набежали взрослые и скрутили мстителя.

— Мы, русские люди, его приютили, он наш хлеб жрет и нашего жиденка побил! — гремел Васинпапа. — Гнать их взашей! Разве ж это коммунисты, называется, паразиты! Коммунисты, а нашего жиденка бьют.

При виде входящего во двор чемпиона Узбекистана по боксу инженера Бергсона Васин папа сник, побормотал еще немножко и попросился домой. Его отпустили.

Все утешали Васю, даже Яша.

Моя бабушка пошла к Димитрису объясняться. Он отдал рогатку. Ну, сами понимаете, он больше Яшу не тронул.

* * *

У нас недалеко текла быстрая вонючая речушка. Иногда крысы не справлялись с течением, их зашибало об камни, или, может быть, просто приходила к концу их земная жизнь, в общем, дохлые крысы водились, если поискать под нависшими ивами. А когда в соседней бане «проводили дезинфекцию», так их вообще навалом было.

Дохлую крысу надо было осторожно привязать к палке, а потом носиться с ней по двору и орать.

Яша-маленький, будучи отважного характера, всегда ходил со старшими пацанами на крысью охоту.

Как-то раз все вернулись скоро и без добычи: Яшу укусила крыса.

Она вылезла из-под коряги, и Яша не заметил. Нет, он не наклонялся в воду, конечно нет, кто же ему даст, все же понимают, что рекой унесет. Нет, он не ворошил палкой, она сама вылезла, а он просто стоял. Нет, он ее не трогал, она сама.

Яша рыдал. На ноге у него была рваная ранка, из нее текла кровь.

Мой любимый Военный Доктор Марк Михайлович посадил его в свою «Победу» и повез в больницу.

А потом Яше делали сто уколов в живот от бешенства. Или даже двести.

А потом Яшу угощали, обнимали, слушали-не-перебивали, таскали на руках на стадион. А главное, верили, что крыса взбесилась от страха, увидев грозного охотника Яшу.

* * *

Наш дорогой Яша, уже не маленький и пушком-усатый, побрился наголо и пошел в армию. Дело было в Израиле.

Муж сестры Берты — ну вы ее знаете — по этому случаю подарил ему свои бывалые крученые шнурки для винтовки М-16. И не спрашивайте меня, зачем шнурки и как они были кручены — не знаю я. Мой сын пошел в армию и сам покупал себе какие-то такие шнурки тоже. Но не докладывал мне, наверно, это военная тайна.

Через пару месяцев были заметны изменения в Яшином характере: он стал курить открыто и сигаретку держал умело, чтоб ветром не сдуло, научился просыпаться почти сразу и все делать быстро, особенно кушать. Он стал ловким, не бил посуду при мытье и не ронял постиранное белье, сдирая его с балконных веревок.

Как-то раз он разлегся на диване и мечтательно сказал:

— Я научился стрелять лежа.

Бертин муж заржал.

— Кто-то беременный? — заранее всполошилась Берта.

— Ну уж прям сразу, никто, что я, дурак, что ли… — зарделся Яша.

Таки что там оказалось?

Яша, с детства привыкший стрелять на бегу, столкнулся с трудностями в стрельбе лежа. То есть он стрелял, но попадал не всегда. И к нему была приставлена инструкторша по стрельбе. Они лежали и стреляли, лежали и стреляли, пока Яша не научился.

Ну, в общем, они привыкли общаться лежа. К концу армии он отвалил к инструкторше. Насовсем. И навсегда.

* * *

Берто-Яшина бабушка всегда охала:

— Когда же ты вырастешь наконец, фрезерчик?[20]

Яша-маленький, когда вырос наконец, стал Яша-толстенький.

Но она уже не увидела такого Яшу в жизни, разве что с небес, откуда она беспокоилась уже несколько лет, когда Яша закончил школу, пошел в армию в Израиле, пришел живой и стал таксистом в Тель-Авиве.

Яша гоняет по узким улицам, беззлобно вопит на иврите, русском, идише, арабском и персидском «ругательные слова». С русским у него хуже всего: жена у него — иранская еврейка, дома на русском они не говорят.

Его теща уверена, что он бухарский еврей: ашкенази[21] злые, а он нас любит! Да кого Яша-толстенький не любит? У кого багажник набит посылками в Ташкент? Кто подвозит соседей с рынка бесплатно? Кто достает кошку с дерева? Кто первый сдать кровь? Кто никогда не отбрешется от милуима?[22]

Яша не закрывает свой рот никогда: он жует, насвистывает, горланит песни, советует и просто ржет. А ночью храпит.

Яша любил быть младшим братом, но никогда не злоупотреблял этим, да и теперь его редкий выходной пролетает в заботах о семье: своей, Бертиной, жениной, тетиной, другой тетиной, дядиной и просто соседской.