Нас позвали высокие широты - [74]

Увы, наше кратковременное пребывание на опустевшей польской базе экспедиции МГГ 1957–1959 годов не дало ответа на эта вопросы, но заставило думать. При этом большое наступание ледников здесь в 1872–1901 годах свидетельствовало о значительной амплитуде природного процесса, что опять–таки находилось в рамках концепции. Уже по перечисленным причинам мы не считали наше пребывание в Хорнсунне со 2 по 6 сентября напрасным, тем более что Троицкий преуспел здесь в очередном разбирательстве с древними и современными моренами.

Мы жили на опустевшей польской базе с двумя норвежскими охотниками, возможно, последними представителями некогда обширного племени, и частенько коротали время за вечерними сумерками в обсуждении различных бытовых и исторических проблем. Мы осваивали с их помощью особенности полевой норвежской и русской кухни, в частности приготовление мяса тюленя, которое, как известно, требует особого умения. На фоне надоевших консервов, это вносило известное разнообразие и, кстати, пригодилось в будущем, но я бы не рекомендовал эти блюда для гурманов в московских ресторанах.

Норвежцы как–то упомянули о каких–то русских развалинах, и что–то шевельнулось у меня в груди. Когда–то за них примутся наши специалисты, и я попросил норвежцев показать их положение на карте.

— Здесь, здесь и здесь… — Заскорузлый палец прошелся по листу карты со всеми присущими признаками длительного пребывания в полевых условиях. — Практически повсеместно, где в топонимах присутствует слово «русский»: Руссеэльва (Русская речка), Руссепинтен (Русский мыс) и так далее…

— А как вы отличаете их от норвежских построек?

— Ваши строили свои избы из круглого дерева и использовали красный кирпич для печей.

Побывав в двух показанных норвежцами местах, мы убедились в справедливости этих признаков. Жаль, что мы так поздно получили эту информацию, но в достижениях полевого сезона мелкие досадные промахи (практически неизбежные в любой экспедиции) занимали слишком незначительное место. Определенно его следовало признать успешным во всех отношениях.

Если сравнивать особенности полевого сезона с прошлым, то при некотором снижении количества дней с наблюдениями (примерно вдвое) незначительно возросла протяженность маршрутов по морю (с 1260 до 1335 километров) и очень значительно вертолетами (соответственно, с 760 до 2200 километров), с резким возрастанием роли аэровизуальных наблюдений. При этом значительной оставалась и протяженность пеших маршрутов — 766 в 1965–м и 820 километров в 1966 году, хотя в последнем сезоне она выросла незначительно. Другое дело, что без вертолетов мы не смогли бы успешно изучать наиболее удаленные участки архипелага, без чего не могла бы состояться наша концепция.

Что касается личного отношения, то для меня сезон не просто удачный, он прежде всего интересный, потому что принес каждому из нас не только свой материал, но и особый собственный опыт. Я развил заложенное еще в студенческие годы умение видеть детали местности, но теперь уже в системе природных взаимосвязей, в отличие от Северной Земли в 1962 году. Думаю, похожее состояние и у остальных. Ощущение такое, что я вижу проявления природного процесса на местности, в будущем этот особый опыт позволил мне реально оценивать достижения новых методик, внедрявшихся в наши исследования уже на новой технической основе. А еще позже, когда с крахом советской системы экспедиционные исследования практически прекратились, я успешно использовал его при работе с изображением ледников на космоснимках и на экране компьютера. Уже только ради этою стоило не жалеть себя в изматывающих маршрутах.

Попытаюсь отразить научные достижения полевого сезона. Несомненно, главное — карта положения границ расхода и питания на ледниках, укладывающаяся в первоначальную концепцию, даже без юга архипелага Что касается оценки сокращения оледенения, то для каждого отдельного ледника важно иметь сопоставимые данные в процентах от первоначальной площади. Ведь километр отступания для горного ледника означал катастрофу, а в эволюции ледникового покрова Северо—Восточной Земли — жалкий эпизод. Поэтому позднее наши последователи (Листоль, Даудсвелл и другие на иных полярных архипелагах) при создании Каталога ледников Шпицбергена использовали именно наш принцип ледосборов у выводных языков, а не морфологический принцип характеристики арктического оледенения по соотношению куполов и выводных языков, заведомо мертворожденный. Правда, для меня преодоление этого противоречия обошлось в десяток лет, которые я мог бы использовать с большей пользой. В правильности своей позиции (ранее использованной еще в новоземельской монографии по итогам МГГ) я окончательно убедился именно по результатам полевого сезона 1966 года.

На фоне достижений этого полевого сезона наиболее скромными оказались наши заработки, поскольку их солидная часть пошла на коньяк нашим отважным вертолетчикам. Моя жена встретила эти непредусмотренные расходы с пониманием в надежде на компенсацию после защиты диссертации. Увы, ждать ей пришлось еще долго… Но главное достижение полевого сезона 1966 года — концепция состоялась, хотя и в незаконченном виде. Образно говоря, осталось «заштопать» несколько солидных «дыр», что мы и собирались сделать в будущем полевом сезоне.