Нас называли ночными ведьмами. Так воевал женский 46-й гвардейский полк ночных бомбардировщиков - [83]

А потом был август 1944-го. Мы жили в польском имении, которое прозвали «Тик-так». Кто-то пустил слух, что в подвале тикает мина. И нас выселили из шикарного белого дома с колоннами. Мы стали жить в парке под кленами. А дом стоял себе и не взрывался…

Однажды Таня и Вера не вернулись с задания. От наземных войск сообщили, что на передовой нашли остатки самолета и два обгоревших трупа. Уже несколько дней вражеские истребители охотились за нашими По-2.

Похоронили девушек под кленами в имении «Тик-так», недалеко от польского города Остроленка.

* * *

Вырвавшись из зоны обстрела, Катя Олейник взяла курс на свой аэродром. Остроленка и река Нарев с переправой, по которой бомбила штурман Оля Яковлева, остались позади. Самолет приближался к линии фронта, когда обе увидели недалеко впереди две трассирующие пулеметные очереди в воздухе.

— Немецкий истребитель, — сказала Оля. — Кто-то из наших ему попался…

— Следи за ним.

Обе внимательно осматривали бледноватое предрассветное небо. Сверху опять побежала трасса, и вдруг что-то вспыхнуло, опустилось на землю, не переставая гореть.

— Сбил… — коротко ахнула Катя.

Они уже летели над своей территорией, когда вражеский истребитель промчался над их головами, чтобы развернуться за хвостом и зайти сзади. Катя разгадала его намерение и резко спикировала с разворотом, чтобы потерять высоту. Но истребитель успел пустить пулеметную очередь и ранил обеих. Катю в правую руку, Олю в бедро. Катя продолжала снижаться, она знала: только на низкой высоте можно уйти от него, истребитель ночью не станет снижаться до бреющего.

Кое-как девушки долетели до аэродрома. Превозмогая боль, Катя управляла самолетом, рули плохо слушались, стабилизатор был сильно поврежден. Приземлилась Катя далеко от посадочных знаков, просто плюхнулась с работающим мотором.

На земле они узнали: не вернулись Таня Макарова и Вера Белик. Это горел их самолет, сбитый истребителем.

* * *

…Девушки переговаривались, обменивались впечатлениями от полетов. Некоторые дремали. Самолет, на котором улетели Катя Олейник и Оля Яковлева, задерживался.

Нина Худякова, круглолицая, румяная летчица, сегодня говорила много и громче всех. После трудных полетов она была возбуждена.

— Жигули, это ты во втором полете бомбила вслед за мной?

— Угу, я.

Жека на мгновенье приоткрыла глаза и снова закрыла. Она сидела, удобно поджав колени и опершись о чью-то спину.

— Ну, спасибо тебе. Прямо по пулемету ударила! Я уже думала, не выберусь живая!..

— Угу, — опять сказала Жека, продолжая дремать.

— Прожекторы сразу переключились на тебя, а я тут же улизнула.

Жека поежилась, сунула руки поглубже в рукава комбинезона и сидела так, свернувшись шариком, не открывая глаз. Будто хотела сказать: «Да, мой самолет схватили. Ну и что? А сейчас не мешайте спать…»

Из вагончика высунула голову начштаба:

— Не видно еще?

Она с тревогой в глазах прислушалась, глядя на светлое небо. Перевела взгляд на сидящих, на спящую Жеку.

— Уже минут на двадцать задерживаются… Может, начнете разруливать по стоянкам?

— Нет, нет, подождем еще, — уверенно сказала Худякова. — Прилетят!

Но Катя Олейник и Оля Яковлева все не возвращались. Мы прозвали их «Стара» и «Мала». Потому что Катя, девушка с мягким украинским юмором, обращалась к подругам не иначе как: «А ну, стара, скажи…» или: «Как думаешь, стара…» Штурмана же своего Оленьку называла «Мала». Плотная, большеглазая Катя была немногим старше Оленьки, маленькой изящной девушки с милой застенчивой улыбкой.

Уже солнце алым огнем пробивалось сквозь тучи на горизонте, когда послышалось стрекотание По-2. Вернулись Катя и Оля, обе раненные. Самолет подрулил к старту, и все увидели, что он весь изрешечен. Несмотря на то что было перебито управление, Катя сумела привести свой По-2 домой буквально «на честном слове»…

* * *

Во время наступления в Белоруссии мы впервые увидели близко пленных немцев. Колонны и группы пленных, идущих под конвоем на сборный пункт, стали обычной картиной летом сорок четвертого. Часто немцы сдавались сами. Даже к нам в полк приходили сдаваться. Прямо на аэродром. Но случалось и по-другому.

…За деревней, где мы жили, был густой высокий лес. Обнаружив в траве крупную землянику, мы рассыпались между деревьями, собирая ягоды. Близко слышна была перестрелка — где-то рядом немцы держали оборону. Сначала мы ходили с опаской. Потом осмелели, перестали обращать внимание на стрельбу. Но когда стали палить совсем рядом, решили возвратиться. Никто не заметил, что с нами не оказалось Ани Елениной.

Вскоре в деревню пришел сержант.

— Где тут командир? — спросил он зычным голосом. Близко находилась начштаба Ирина Ракобольская.

— В чем деле?

— Вот, понимаете, товарищ капитан, поймали в лесу какого-то человека… В нашей форме. Говорит, женщина…

Ракобольская улыбнулась уголком рта и продолжала слушать.

— Говорит, что из летного полка. И что женщина… — повторил сержант. — А вроде нет…

— Так как же все-таки — женщина или нет? — засмеялась начштаба. Он замялся, покашлял в кулак и, поколебавшись, сказал:

— Вот вы похожи, а тот — ну никак! И карта у него… у нее… с пометками.

Он замолчал, поведя глазами то вправо, то влево. Девушки, проходившие мимо, все как одна были в брюках и гимнастерках. С короткой стрижкой, в пилотках многие были похожи на парней.