Наружка - [18]

И вновь вспорхнула Катя. Черными ножницами мелькнули ее ножки, доставая одним концом подбородок охранника.

Как хорошо, когда ножки элегантны! Плохо, что на них; туфли с каблуками.

Отбросил последнюю скромность и Борис. Залепил по морде нетронутой тарелкой с нарезанными помидорами второму «качку». Из строя не вывел, боли не причинил, а вот неудобств… Редко кому бывает безразлично, как он выглядит в глазах окружающих. Вот и охранник принялся судорожно стирать и размазывать по лицу майонез и томатный сок.

Не ожидая, когда на них нападут вновь, послал Борис своему противнику, похожему больше на краснощекую Маню, «привет от майора Красикова».

О-о, как заботились в суворовском училище о здоровье воспитанников! Преподаватель физо майор Красиков, выводя суворовцев на тренировки по рукопашному бою, умолял:

— Не бейте противника кулаком. Ведь у ваших пальчиков еще такие нежные косточки, их можно повредить. Смотрите, «то надо и как надо делать.

Он чуть приседал, и удар в противника шел тычком, тыльной стороной ладони.

— При этом вы бьете чуть снизу, чтобы зацепить и задрать вверх губы. А заодно и вбить вглубь, в переносицу, нос. Удар ничуть не слабее, зато кулачки ваши целехоньки…

Нет, не только бальным танцам учили в СВУ: «Товарищи суворовцы, взяли по табурету. Начинаем первое па». Не только физическим формулам и химическим реакциям: «Кто же это такой умный оказался и растворил ручку в физкабинете серной кислотой?» Учили готовности и умению вести бой и убивать, вступать в схватки и проламываться к победе. Эх, золотое время, жизнь без взрослой печали…

И как же вовремя вспомнился майор Красиков. Получивши его «привет» охранник зарычал, но в этом рыке была уже ярость, а боль. Катя, оказавшаяся превосходным знатоком восточных единоборств, сама не нападала, ждала реакции. Охранник не заставлял себя упрашивать, и только после этого мелькали ее то ноги, то руки. Выросла без майора Красикова, поди ж ты, тоже ничего оказалась.

Только после того, как подопечный Бориса из краснощеки Мани превратился в Кровавую Мэри, а Ракитина заставив очередной раз крутиться, сшибая столы, своего «качка», вспыхнул свет и появился хозяин. Вмиг все замерли, глядя на полного мужчину в изумрудном клубном пиджаке, делавшем его похожим на дорогую лягушку.

Пока он оценивал учиненный погром, Катя, стараясь успокоить дыхание, подошла к своему сохраненному столику — островку средь разрушенного былого благополучия.

— Что-то мне расхотелось этого лангета, — глядя на Соломатина, сказала она.

Тот, в упор не замечая подползшей лягушки, согласно кивнул:

— Деньги приятно оставлять в приличном кафе, а не в забегаловке.

Это был уже вызов всем присутствующим, облюбовавшим у точку и ставшим ее завсегдатаями. Но никто не возразил, возмутился: когда женские ножки служат для сокрушительных ударов в челюсть, а салаты идут не на закуску, а прямым «значением в лицо, лучше не встревать.

Взяв Катю под руку, бережно, как истинно хрупкое создание, Борис повел ее к выходу. На крыльце раскланялся с курившими милиционерами, а когда те попытались теперь уже официально, как стражи порядка, потребовать документы, показал им красную книжицу налогового полицейского. Те наверняка не успели ни прочесть, ни понять, кто все-таки перевернул вверх дном кафе, но спокойствие и уверенность незнакомцев в сочетании с красной книжицей благоразумно удержали их от дальнейших действий: значит, имеют право.

— Господи, какие мы все же дураки, — отойдя несколько метров, обвисла на руке капитана Ракитина.

Силы оставили ее, и то, что она столь мужественно держалась все это время, то, что она, по сути, и спровоцировала драку, казалось невероятным.

— Ладно, зато все соответствовало первоначальной легенде: за лук и чеснок не брались, костюм — не от Кардена, конечно, — Катя осмотрела себя, — но все же ничего. А что вместо французского прононса пришлось вспоминать восточное кэмпо — тоже не впервой, — подвела она итог неизвестного Борису расклада.

— А где овладевали восточной борьбой?

— Понравилось? — с гордостью и тайным удовлетворением спросила Катя.

—.Красиво.

— «Хочешь остаться живой — учись и этому», — так сказал однажды мой первый начальник, когда привел в секцию рукопашного боя. Послушалась. Не жалею. Хотя мальчики, в принципе, не виноваты, что из них сделали недоученных и недоразвитых вышибал, — вспомнила и пожалела она тех, кто хотел их самих вышвырнуть, как блохастых котят, на улицу.

— Перебьются. Они за это деньги получают. И, скорее всего, побольше нашего, — успокоил девушку капитан.

Хотя, конечно, можно было обойтись и без погрома. Но кто поймет женщину? Чего хочет женщина, того хочет бог.

— Ты сейчас в гостиницу?

— Да. А ты?

От «выканья» отошли не запнувшись и не заметив этого. Лишь на вопрос о ночлеге Катя пожала плечами:

— За меня не беспокойся. Впервой, что ли, оставаться одной посреди тундры.

Сказано больше, чем просто о работе и неизбежных ее коллизиях. Что-то душевное и одинокое прорвалось в словах Ракитиной. И именно эта грустная нотка насторожила Бориса, заставила прекратить расспросы: самая опасная женщина не та, которая бьет ногой в лицо, а у которой в глазах печаль. И если поддашься сочувствию, то взвалишь на себя такую ответственность, что тысячу раз проклянешь себя. Женщина — она и в самом деле слабее, ей обязательно нужно прислонить голову к чьему-то плечу. Вроде на минуту, ни на что серьезно не претендуя. Но только почему-то запах именно этого мужчины становится для нее наркотиком и без него делается еще тяжелее и невыносимее. Прислоняться хочется все чаще и чаще, и любое противление этому начинает восприниматься как кровная обида. Сильнее той, из-за которой когда-то было доставлено для успокоения плечо. И ничьей ни в чем вины…