Нарушитель границы - [46]

— В каком смысле?

— В смысле, что потом из нашей фирмы по собственному желанию не уходят. Не принято у нас. Так что обдумайте, взвесьте. В случае позитивного решения, звоните. Вот вам номер… — Написал и вырвал из блокнота листик, который взял я двумя пальцами. — Скажете, что по вопросу трудоустройства. Спесивцев, мол. Из МГУ. Там с вами войдут в контакт. Договорились?

— А в случае… другого решения?

— Тогда звонить, конечно же, не нужно. Поймем. Переживем. Каждый имеет право на ошибку; мы в том числе. Но в любом случае о нашем с вами разговоре… вы, понимаете, надеюсь? Никому. (Я кивнул.) Что ж, больше я вас не задерживаю. (Я встал и пошел с трепыхающим листиком.) Алексей Алексеевич! (Я остановился, повернулся.) Имейте в виду, что предложение в нашем случае на-а-много превышает спрос… Я тупо смотрел на него.

— Говоря попросту: от желающих отбоя нет.

***

Ровным шагом отдалившись от освещенной двери отделения на дистанцию свободы, я, как бы себя в ней удостоверяя себя, перешел на бег. Кость, подкованная при задержании, поднывала, но я пересёк все Лужники и последним усилием взбежал на Метромост. Посередине моста разжал кулак, в котором телефон «Комитета» превратился в совсем нестрашный катышек. Я сощелкнул его с ладони над перилами. Река маслянилась бликами. Периодически — от поездов метро — мост дрожал и наполнялся гулом. Бесшабашно я нахлопывал перила, но было мне совсем нехорошо. Непрочно. Я спустился в темноту, к подножию Ленгор, бесшумной тропкой под соснами вышел к застекленному эскалатору, который освещал себя и всю округу люминесцентным светом, в котором было нечто загадочное. С виду был вход на станцию метро, но которое почему-то забыли подвести. Я толкнул стеклянную дверь, внутри гулко зазвучали мои шаги. На эскалаторе, уходящем далеко вверх, не было ни души, но моторы гудели, лестницы работали. Я пошел на ту, что сползала вниз, и, отбивая ритм шлепками по толстой черной резине ползущего навстречу поручня, побежал вверх по уходящим из-под ног, сносящим меня обратно ступеням — против течения. На полпути меня догнала группа веселых подвыпивших негров, моих однокашников по МГУ. Сбросившие цепи черные ребята, которых неизвестно что занесло в эту страну, были на правильном пути. Некоторое время мне удавалось бежать с ними вровень, но потом они все равно обогнали, скалясь на меня с высоты:

— It's the wrong way, man! Go with us!

— It's the right one! — возразил я, работая ногами и локтями и обливаясь потом. — Just right for me…

— Where are you from, crazy boy? Завязнув в мертвой точке взаимоуничтожения скоростей, я подхлестнул себя отчаянным воплем:

— Saint Petersburg, USSR!

***

На следующий день в Комаудитории мне сунули туго скрученный бумажный завиток: Спесивцев! Взяв вчера полицейский кордон на похоронах Ильи Григорьевича, вы показали гражданское мужество. Но в одиночку стену не пробьешь. Не желаете ли присоединиться к единомышленникам? Ваши сокурсники, которым небезразличны судьбы этой страны.

Почерк был неустоявшийся, совсем детский. Я оглядел ряды. Курс старательно конспектировал за лекторшей, которая с отвратительными пятнами волнения на скулах повествовала о зарождении партии. Никто в ответ мне головы не поднимал. Я написал: То был не я… Вы обознались, милый друг. Пустил обратно по рукам и согнул шею над своим конспектом, продолжая поражаться преступному легкомыслию предков, не раздавивших гадючьи яйца, когда это было еще можно…

Глава седьмая: Alma mater

В один прекрасный сентябрьский день на Ленинском проспекте я сунул первому попавшемуся мальчику мудрый флажок с «колесом жизни» и, уклонившись от встречи Индиры Ганди, на которую мобилизовали весь наш факультет, вернулся в общежитие, где заперся на ключ и начал свой роман. Я начал его с белой петербургской ночи, когда бабушке героя наскучило существование, но не успел закончить первую страницу, как постучали в дверь. Вот так всегда. Их не зовут, они приходят сами. И стучат. Самые неожиданные. Этот был штангист по габаритам. Из глубинки. Очень юн. Очки в пластмассовой оправе, мятый лавсановый костюмчик и северокорейские полукеды.

— Здравствуйте! Я ваш сокурсник. С отделения матлингвистики. Бутков моя фамилия.

— Честь имею… Чем обязан?

— На пару слов бы.

— Ради Бога. Он окинул стены:

— Лучше бы не здесь…

Пожав плечами, я запер комнату и двинулся за Бутковым. В коридорах было сумрачно, на лестницах светлей. Уверенно ориентируясь в нашем лабиринте, он поднялся в Северную башню и с первого ее этажа вывел меня на крышу нашей зоны — пустое футбольное поле, обнесенное каменной балюстрадой. Осеннее солнце блистало над столицей. Видно было кругом, как с самолета, хотя и не предельная здесь высота: слева от нас могуче ввысь устремлялась центральная башня со шпилем. Не далее, как полтора месяца назад московская судьба свела меня под этим шпилем с Диной и Яриком. Одна была сейчас далече, другого, возможно, вовсе не было, а я себя чувствовал постаревшим не на два года, а лет на десять. Преждевременно износившимся. Бутков присел на корточки, подцепил медную проволоку и покачал самодельную антенну. Пружина, полученная путем терпеливого наматывания на карандаш, огибала позеленевшую основу балясины и уходила вниз. Таких антенн прицеплено здесь было много. Наша зона держала себя в курсе.