Нарты. Адыгский эпос - [6]

"Нарты, нарты, смелый род мой!

Пусть приход мой к вам не станет

Вашей горести началом,

Вашей гордости позором, —

В том клянусь я Тха-владыкой!

Я пришла с великой просьбой.

У меня джигит есть дома,

А зовут его Сосруко:

Это имя вам знакомо.

Званья нарта он достоин,

Он, как воин, верен слову, —

Совесть матери — порука.

Вы Сосруко пригласите,

Нарты добрые, на Хасу!

Если ж в этом приглашелье

Униженье вы найдете —

О почете не прошу я:

Пусть в конце стола садится!

Если ж это невозможно —

За спиной своей поставьте

И наставьте вы Сосруко

Всем обычаям старинным.

Если ж это невозможно —

Пусть он станет на пороге,

Ваши роги пусть наполнит,

Поглядит на ваши пляски.

Если ж это невозможно —

Пусть пасет он ваших альпов

На поляне многотравной.

Нарты, вот мое желанье,

Нарты, вот о чем прошу я!"

Услыхали нарты Хасы

Просьбу матери Сосруко,

Друг на друга поглядели,

Поглядели, помолчали.

Благородный нарт Нашепко

И Насрен Длиннобородый

Посмотрели на Тхамаду,

И по взгляду было видно,

Что в растерянности нарты,

Что молчанье будет долгим.

Тут взяла его досада,

И сказал Тхамада громко:

"Ну-ка, нарты, говорите,

Ибо на вопросы женщин

Должен сразу нарт ответить.

Ну-ка, нарты, попроворней:

Нам сидеть не подобает,

Если мать стоит пред нами!"

Горд убранством, встал Пануко

И сказал, раздутый чванством:

"Матерей мы уважаем,

Но богатырей на Хасу

Не зовем по просьбе женщин:

Так не принято у нартов!

Если приглашать мы будем

Всех, кого рожают бабы —

Славным нартам, храбрым людям

Места не найдем на Хасе!"

Кончил речь свою Пануко,—

Гогуаж вскочил нескладный,

И, злорадный, крикнул громко:

"Кто из нас, о нарты-братья,

С мощной ратью не сражался?

Не скакал на поле брани,

Не свершал деяний славных?

Кто в бою Сосруко видел?

Кто его меча и лука

Испытал, изведал силу?

Каждый здесь — великий воин,

Как же мы на Хасу пустим

Сосунка, что недостоин

И презрительного взгляда?"

Так он кончил, вопрошая, —

Грузный Пшая крикнул громко:

"Нам, потомкам предков честных,

Нарушать обычай нартов?

Приглашать на Хасу нартов

Всех безусых, всех безвестных?

Тот на Хасе быть достоин,

Кто мечом разрушил горы,

Кто познал просторы мира,

Кто прошел моря и сушу,

Закаляя душу в битвах!

А Сосруко ваш хваленый,

Говорят, ребенок малый:

Без привала он не может

Перейти через овражек!

Можем ли ему позволить

Наполнять для нартов роги,

Стоя на пороге, видеть

Наши лица, братья-нарты?

Сатаней, к чему сердиться?

Не должна ты брови хмурить!

Много пролили мы крови,

Закалили в битвах тело,

А Сосруко твой — ребенок,

В нем еще силенок мало,

Он еще, как тесто, мягок,—

Нет ему на Хасе места!"

Выслушала эти речи

Сатаней с тоской во взоре.

Горе! Горе! То краснела,

То бледнела мать Сосруко.

С мукой в сердце возвратилась.

Матушку свою Сосруко

На пороге поджидает,

Вопрошает на пороге:

"Матушка моя, скажи мне,

Задержалась ты в Дороге?

Долго ж ты была на Хасе!

Ты скажи, какую радость

Нынче в дар ты принесла мне,

Что тебе сказали нарты?"

Сатаней печальна. Горе!

Сатаней безмолвна. Горе!

"Матушка, — спросил Сосруко, —

Кто тебя посмел обидеть?

Кто тебя посмел унизить?"

Отвечала мать Сосруко:

"Я пошла не той дорожкой,

Я пошла крутой тропинкой,

И тропинка, оборвавшись,

Привела меня к бесчестью.

Я — с дурною вестью, сын мой!

О тебе сказали нарты:

Не мужчина ты, ребенок,

Из пеленок ты не вышел,

Не бывал еще в сраженьях,

В песнопеньях не прославлен!

Так сказали трое нартов:

Гогуаж, Пануко, Пшая".

Утешая мать родную,

Так ответил ей Сосруко:

"Не горюй, не плачь, голубка,

Их поступка ты не бойся.

Если только трое нартов

Против моего прихода,

То невзгода небольшая.

Пшая, Гогуаж, Пануко —

Их ведь трое, а не триста,

Да и триста не страшны мне.

Не боюсь я их злоречья,

С ними встреч я не миную,

Грозный меч я двину в дело

Не единожды, не дважды

И, пока не испытаю

Нартской доблести предела,

Буду вечно полон жажды, —

Силой силу их измерить!"

Так сказав, Сосруко быстро

Подтянул подпруги туже,

Дал коню кремня две меры,

Чтобы серый сил набрался.

От кремня взметнулись искры,

От огня ослепли птицы!

Обнажил воитель статный

Меч булатный, меч суровый.

Этот меч врага любого

Узнавал на расстоянье,

Сам выскакивал из ножен!

Осторожен был Сосруко,

Остроту меча проверил,

Размахнулся и ударил

Каменного истукана:

Надвое рассек он камень!

Сердца крепость он проверил,

Землю он ударил грудью,

Из булата сотворенной,—

И земля была примята!

Крепость лба лотом проверил, —

Так же прочен ли, как молот?

Абра-камень лбом ударил —

Абра-камень был расколот!

Сатаней, любуясь сыном,

Исполином несравненным, —

Вдохновенным мудрым словом

В путь его благословила:

"Поезжай ты, сын мой милый,

Передай ты нартам Хасы,

Юным, пожилым и старым,

Что недаром закален ты

Мудрым Тлепшем семикратно,

Что из камня, сын, рожден ты,

Крепок силою булатной!

Знай, мой храбрый мальчик: нарты

Признают одних бесстрашных,

Тех, кто в рукопашных схватках

И в походах отличились,

Кто мечом разрушил горы,

Кто познал просторы мира,

Кто прошел моря и сушу,

Закаляя душу в битвах,

Кто за подвиг величавый

Песни славы удостоен!

Будь же, юный воин, счастлив,

Сын мой, в пламени окрепший!

Я просить у Тлепша буду,

Чтобы дни твои сияли,

Чтоб дела твои повсюду

Прославлялись человеком!

Чтобы меч твой был всесильным,

Чтобы конь твой был крылатым,

Чтоб копье твое теряло

Счет сраженным супостатам,

Чтобы ты булатом острым