Народ Великого духа - [95]

Вот и сейчас молодой человек со всем почтением помог своему начальнику сесть на скамью, после чего принял из его рук костыли.

– Поставь их вон там, сынок, – ворчливо сказал Гай Юний Брут, указывая на угол, – и подожди меня за дверью. Когда ты будешь нужен, тебя позовут.

При этом, входя в помещение, бывший старший центурион не приветствовал присутствующих традиционным римским салютом, потому что уже был наслышан, что этот жест далеко в будущем был опоганен человеком настолько нехорошим, что по сравнению с ним Секст Лукреций Карр выглядел почти святым. «Проклятые германские варвары, – проворчал он, когда узнал об этом факте, – что им в руки не дай, все изгадят!»

Поэтому, усевшись на скамью и отпустив денщика, бывший центурион только вяло махнул рукой и на ломаном русском языке, будто хвастаясь своей способностью обходиться без переводчика, сказал:

– Я приветствовать вас все. Особенно ты, амиго Сергий. Крыша на казарма почти закончен. Еще один день, и мы больше не бояться дождь.

– И мы приветствуем тебя, Гай Юний Брут! – ответил Сергей Петрович. – Я рад, что постройка вашей казармы идет по плану, но сегодня мы позвали тебя, чтобы поговорить совсем на другую тему.

– Да, амиго Сергий, – насторожился бывший центурион, – я слушать тебя?

– Скажи мне, друг Гай Юний, – вместо коллеги спросил Андрей Викторович, – как настроение среди твоих людей? Что они думают по поводу своего положения и к чему стремятся?

– Дело в том, – добавил Сергей Петрович, – что мы ожидали определенных трений и недовольства с вашей стороны… а вместо того – тишина и все усердно трудятся. Нет ли тут какого-либо подвоха?

– Я не думать, что есть повод для тревога, – проворчал Гай Юний, покосившись на Андрея Викторовича, – парни вполне доволен. Кушать легионер иметь, много кушать и вкусно. Каструм строить. Хороший каструм, в Риме быть хуже. Вы делать свой договор, мы нравится или не нравится, должен выполнять. А кто недоволен, того мы сами бух-бух-бух, – как это будет правильно, – воспитывать. Тут им не заведение госпожа Фэра, нянька нет.

– И что, – спросил Антон Игоревич, – никто из твоих солдат не ворчит из-за того, что им надо подчинять варварам, носящим длинные штаны?

– О нет! – замахал руками бывший центурион, – вы все неправильно понимать. Варвар – он не в штанах, варвар в головах. Варвар не строить, варвар ломать. Варвар делать нападений, чтобы украсть сестерций, а сломать на миллион. Варвар не знать дисциплина, он сам за себя. Сегодня варвар с тобой дружить, завтра он враг навсегда, а потом наоборот. Варвар не знать порядок, он всегда сам по себя. Вождя он слушать, если захотеть, не захотеть – не слушать. Варвар не иметь план, а все делать как получиться. Варвар ничего не хотеть знать. Вы не варвар. Вы не нападать, а только строить, много строить. У вас крепкий дисциплина. Вы всегда делать план, ваш дом стоит один ряд, а не как у варвар…

Движением руки бывший центурион изобразил нечто прихотливое, похожее на след ползущей змеи, перевел дух и продолжил:

– Вы всегда соблюдать договор и знать порядок. Ваш порядок не такой как Рим, но он есть. Он лучше Рим. Вы всегда помогать друг друга, вы помогать даже бывший враг. Вы не иметь сенатор, патриций и плебей. Когда амиго Сергий или амиго Андрей давать команда, за ним не стоят ликтор с розги и топор, но все делать все быстро и сразу. Вы много знать и хотеть знать еще больше. У вас замечательный место, все хорошо устроен, а скоро быть еще лучше, потому что вы только начать. Я думать так!

– Тогда, – произнесла Марина Витальевна, пристально глядя в глаза Гаю Юнию, – быть может, кто-то из ваших солдат думает, не устроить ли мятеж, чтобы убить всех нас и самому стать тут господином?

– Снова неправильно, госпожа Марина Антонина^[49], – ответил бывший центурион, уверенно глядя в глаза женщине. – Мы не разбойник, чтобы нарушить договор. Но главный мысль в такой, что все понимать, что лучше вас не делать никто. Сломать можно легко, но все сразу станет нам враг. Когда такой разговор в самый начало, я сказать, что если я жив, то это нет. Я не уметь и не хотеть власть, и не давать делать это другой. Легионер меня слушать и уважать, и другой центурион тоже говорить да. Секст Лукреций Карр власть хотеть, но он уйти к Харон, а больше патриций тут нет… Мы готовы принести клятва верность, как когда вступать легион. Давай делать так.

На некоторое время в помещении воцарилась тишина. Предложение было сделано, и надо было думать, как к этому относиться.

– Клятва – это хорошо, – наконец произнес Андрей Викторович, – но чем вы, римляне, будете клясться, дорогой Гай Юний Брут? Ведь тут нет ни ваших римских олимпийских богов, ни родных очагов и даже ваши собственные жизни вам пока не принадлежат до конца…

– Да, действительно, – поддержал товарища Сергей Петрович, – отсутствие неких сакральных понятий, на которых вы могли бы поклясться, лишает всю эту затею смысла. Пустая клятва и с нашей и вашей стороны будет цениться не больше чем пустое сотрясение воздуха.

– Но как же не быть олимпийский боги? – возмутился Гай Юний, – они быть всегда, ибо они есть бессмертный.