Народ Великого духа - [104]

– Я Миколай Васильевич Голубенко, – заикаясь, начал наш бузотер, – украинец, родился двенадцатого февраля одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года в селе Санжары Харьковской области, комсомолец, призван в Красную Армию военкоматом города Бузулука, рядовой боец…

– Стоп, – сказал товарищ Орлов, – сейчас твой статус называется «военнопленный», и ты его пока не переменил. Скажи – что лично ты сделал для общей Победы? Ударно трудился в интересах Третьего Рейха?

– Товарищ командир, – неожиданно сказал старший сержант Седов, – он уже три раза поднимал бучу по этому поводу. Первый раз перед побегом – и тогда нам пришлось долго его уговаривать; второй раз – уже здесь, когда стало ясно, что проводник завел нас незнамо куда; и третий раз – перед тем как нас настигли немцы. У Александра еще оставались силы, чтобы бежать, но этот Микола схватил его за ногу и не отпускал, пока нас не догнали. Мол, сдохнем, так вместе…

– Предатель! – окрысился на старшего сержанта Голубенко.

– Нет, любезный, – жестко ответил товарищ Орлов, – предатель – это ты! Три раза – этого, как говорят в русских сказках, вполне достаточно. У нас с этим тут просто. Расстрельных команд нет, честь быть казненным по приговору суда еще надо заслужить, – поэтому ты можешь встать и идти отсюда на все четыре стороны. Никто тебя не держит. Лес тебя примет и похоронит. Мы об тебя руки марать не будем, зато звери тоже хотят жрать. Вали отсюда – живей, раз-два, раз-два! Мы и так потратили на тебя слишком много времени.

– Товарищ командир, – примиряющим тоном сказал я, – быть может, вы простите товарища Голубенко на первый раз? Человек он молодой, горячий, политграмоту понимает только в самом примитивном разрезе…

И вот тут суровый взгляд Командира обратился на меня – и я проклял свою неуместную инициативу. Я увидел, что этого занятого человека ужасно раздражает ситуация, когда ему надо бежать вслед за своей разведкой, а вместо того он вынужден возиться с нами как с малыми детьми.

– Боец Синеев, – неожиданно спросил меня он, – скажи мне как на духу – ты интеллигент?

– Товарищ командир, – немного помявшись, ответил я, – разрешите признаться. На самом деле я не рядовой боец Сергей Никодимович Синеев, а военврач третьего ранга Сергей Александрович Блохин. В общей суматохе окружения, когда стало ясно, что немцы уже захлопнули ловушку, я присвоил себе гимнастерку и документы погибшего бойца, чтобы меня не расстреляли сразу как командира. Ходили, знаете ли, разговоры среди опытных товарищей…

– О как! – удивился товарищ Орлов, – целый военврач! А специализация у тебя какая, товарищ Блохин?

– Хирург, товарищ командир, – ответил я, – окончил институт перед самой войной…

– Хирург – это хорошо… – задумчиво произнес товарищ Орлов, – хирург – это просто замечательно… но на эту тему мы с вами поговорим позже, а сейчас пора заканчивать эту говорильню… Осталось выяснить только позицию ваших французских товарищей и англичанина, после чего вы с сопровождающими отправитесь к нашему поселению, прихватив по пути немецкий хабар, а мы двинемся на соединение с нашей разведкой.

Один из помощников товарища Орлова, которого он раньше назвал лейтенантом, кашлянул и сказал:

– Французский товарищ говорить, что он хотеть идти во французский поселений. Я ему сказать, что такой тут нет, что есть только один, наш поселений, а он мне не верить.

Командир сначала выругался от души нашим добротным русским матом (от которого даже потеплело на душе, потому что никакие иностранцы так не могут), а потом сказал:

– Знаешь, что, Виктор, объясни этим культурным европейцам, что если они не хотят пойти с нами, то останутся одни. Этот мир суров и неласков к одиночкам – их он воспринимает только в качестве корма для диких зверей и удобрения для растений. Тут есть только мы и первобытные племена, которые, может, примут их к себе, а может, и нет. И я уговаривать их не буду; товарищей Блохина, Седова и Шмидта вполне достаточно, чтобы считать заброс успешным.

– Господин Орлов, – неожиданно встрял в разговор наш бывший проводник, – разрешите обратиться?

– Обращайтесь, – кивнул Командир, – но на будущее имейте в виду, что если вам трудно выговорить слово «товарищ», то можете называть меня просто по имени-отчеству. Надеюсь, выговаривать «Андрей Викторович» вам религия не запрещает? И еще раз повторю для всех, чтобы потом не было обид. У нас тут нет «господ» и «товарищей», есть свои и чужие. Свои у нас зовутся товарищами, а с чужими мы говорим исключительно на языке оружия. Пример такого разговора валяется рядом с вами. Еще в самом начале этой эпопеи я дал себе слово, что у нас будут либо добрые соседи, либо не будет никого, и теперь по ходу дела придерживаюсь этого принципа. Понятно?

– Понятно, Андрей Викторович, – ответил Александр Шмидт. – Прошу Вас, разрешите мне переговорить с месье Броссаром? А то ваш товарищ немного неправильно подбирает аргументы.

– Разрешаю, – кивнул Командир, – но только быстро.

Уж не знаю как (разговор был довольно жаркий), но наш молодой проводник убедил французских товарищей добровольно проследовать вместе с нами в поселение, о котором говорил товарищ Орлов. И рядового Голубенко тоже не стали прогонять в лес. Только он теперь был на положении арестованного, как и пленный немец. Товарищу Орлову очень не понравилось его поведение, и он сказал, что будет ходатайствовать на суде о том, чтобы ему отрубили голову. Сначала я думал, что товарищ командир так шутит, но когда подчиненные ему девки-солдатки длинными ножами стали отрезать головы убитым немецким солдатам, то я переменил свое мнение. Черт его знает, что может быть в этом диком Каменном Веке… Товарищ Орлов сказал, что тут так принято – чтобы головы настоящих врагов всегда стояли на пиках на видном месте. А всем остальным, мол, пусть полакомятся дикие любители падали – им, мол, тоже кушать надо, тем более что это место достаточно далеко от поселения. Если падаль случилась рядом с домом, ее не оставляют валяться где попало, а кидают в реку. Сомы тут сейчас, говорят, попадаются с подводную лодку, никак не меньше, – поэтому в большой реке летом никто не купается, только во впадающих в нее речках.