Наркопьянь - [35]

 Парень вышел на середину моста и там остановился. Затем взял велосипед и поднял его на руках. Лицо его при этом превратилось в маску демона мести: на нем плясало дьявольское злорадство. Он посмотрел на велосипед, словно прощаясь с ним, и тут неожиданно бросил его с моста. В последний момент велосипед зацепился за перила злополучным задним колесом. Казалось, это в конец вывело парня из себя. Он принялся неистово пропихивать заднее колесо через перила, при этом его глаза горели каким-то совершенно адским огнем.

 Наконец ему удалось спихнуть велосипед вниз, тот пролетел несколько метров, отделявших его от воды, и плюхнулся в нее, взметнув столб брызг и образовав широкие круги. Парень посмотрел вниз, словно желая убедиться, что велосипед исчез из его жизни навсегда.

 Видимо, получив необходимое удовлетворение, он поднял голову и тут лицо его озарилось совершенно внеземной улыбкой. Он был счастлив – действительно счастлив, если я еще что-то понимаю в людях. С этой улыбкой на губах он быстро пошел прочь. Еще один сумасшедший этого города. Еще один человек из моего поколения, которому на все плевать.

 - Ничего себе! - сказал Доктор.

 - Да уж. Кому-то, видимо, даже хуже чем нам.

 - Это точно.

 - Пойдем скорее в твой магазин – теперь я хочу шампанского в три раза сильнее.

 - Я тоже.

 И мы пошли сквозь тусклое осеннее утро, озаряемое слабыми лучами остывающего солнца, ведомые неведомой силой по плоскостям этого дикого мира, полного противоречий и откровенного абсурда. Так же как и все остальное мое поколение. Поколение, которое любит чудо. Ну, вы поняли.

***

 Мы все ждем чуда. Живем в предвкушении. Прислушиваемся к тишине за дверью. Клянем себя за каждый пропущенный телефонный звонок. Придумываем сказки. Но чуда не произойдет. Чудо – удел бога, не людей. Те, кто это понял, уже общаются с ним.

Трактат о лунных лемурах. (Глава 11)

«Не существует технологии забвения, в этом смысле

мы все еще ждем от природы случайных милостей –

мозговых кровоизлияний, амнезии, хирургии и что там

еще может стрястись, ну, скажем: путешествия,

пьянство, лечение сном, самоубийство»

Умберто Эко

 Ты видел лунных лемуров? Я видел. И я тебе расскажу.

 ЛСД не было. Не было вообще. Или знакомому барыге просто стало лень напрягать своих поставщиков, и он съехал таким образом. Не важно. Но ЛСД не было.

 Мы с Доктором обследовали окрестности на предмет наличия галлюциногенов, но их и там не оказалось. Двинули в центр.

 Октябрь созерцал окружающий мир и нас глазами старого шизофреника, запертого в одной из комнат запущенной коммунальной квартиры.

 Проехав три или четыре остановки на метро, поднялись на поверхность. Кажется, на Пушкинской. Хотя я не уверен. Никто не уверен.

 Холодный день дрожал на ветру, а, может, это пульсировали нервы этой реальности. Не знаю. Хотелось чего-то такого особенного, я не понимал чего, - возможно, этого чего-то вообще не существовало в продрогшем мире.

 - Имеет смысл взять сироп от кашля, - предложил Доктор (дабы не делать лишнюю рекламу дельцам от фармацевтики, название сиропа от кашля не разглашается).

 - И что, сильное средство? – я засунул руки в карманы своей армейской куртки, так как они уже успели посинеть от холода.

 - Достаточно сильное… и к тому же сейчас бешено популярное.

 На популярность было плевать, как, впрочем, и на свою излишнюю сознательность. Хотелось скорее покончить с этим. Я согласился.

 Аптека отыскалась через пару кварталов. Все аптеки находятся через пару кварталов – доказано. Мы зашли.

 Созерцание прилавка убедило нас в том, что мы не ошиблись – искомое средство имелось в наличии (название не разглашается под страхом суровой кары от совершенных существ земного ядра). Деньги были – мы взяли парочку пузырьков.

 Опустошили их, запив Кока-колой (название разглашено, ибо от нее все равно никуда не деться). Кока-кола не помогла, и во рту остался неприятный сладковатый привкус да холодящее ощущение в пищеводе.

 Я зажмурил глаза. Сверился со своим внутренним Я. Никакого ответа.

 - Пойдем, прогуляемся, - предложил Доктор.

 - Пойдем.

 Мы шли по отсыревшему парку, пиная листья, собранные в кучи вдоль дорожек. Небо придвигалось своей громадой, похожее на жуткий зев чудовища из ночного кошмара. Вскоре брызнуло дождем. Сверились с ощущениями. Ничего.

 Мы прошли парк насквозь, когда это началось. Структура принялась рушиться. То есть все, что казалось привычным, телесным и осязаемым вдруг стало рассыпаться кусочками мозаики.

 - Ди-экс-эм, - сказал Доктор, - диссоциатив. Сейчас начнутся проблемы с речью…

 - Что? – хотел спросить я, но получилось «тэчэо?». Я попробовал снова:

 - Тэчэо ты телхо скатьза?

 Расшифровке не поддается.

 - Все лосьнача… эт расдап знаниясо… - Доктор не мог совладать с языком.

 Разрушилась структура текста. Все, что мы знали о словах, стало эфемерным и прозрачным, а затем и вовсе улетучилось в никуда по какой-то невообразимой спиралевидной траектории. Мы замолчали.

 Дождь усиливался, а мы шли сквозь холодные струи. Происходило расслоение того, что мы привыкли называть объективная реальность. Точнее никакой объективной реальности больше не существовало: были какие-то пласты, наложенные друг на друга в хаотическом порядке, бессловесно перемешавшиеся, рассыпающиеся искрящимся светом, бросающими глухие тени. Доктор смотрел под ноги. Не знаю, что он там видел, но точно не гниющие листья, плавающие в грязных лужах.