Нарко. Коготь ягуара - [37]

После этого он сосредоточился на езде, проносясь по улицам города быстро, как никогда. Вокруг визжали тормоза – это другие водители изо всех сил старались увернуться от него; пешеходы бросались врассыпную. Минут через пятнадцать он снова попытался вызвать Монтойю по радио, но ответа не добился. Миновав еще таксофон, подумал, не остановиться ли, но не стал.

Когда он домчался до ресторана, стрельба еще не началась.

Кафе «Парилья Фреско» находилось в центре квартала. Не доходившее всего метр до земли громадное окно позволяло прохожим видеть трапезничающих посетителей, а им – глазеть на прохожих. Зеленый навес с названием ресторана, набитым на нем золотыми буквами, укрывал обедающих от солнца. Внутри, знал Агилар, воздух охлаждают потолочные вентиляторы с широкими лопастями, связанные резиновыми приводными ремнями.

Когда Агилар обогнул угол, Ла Кика и Матюгалище как раз входили в парадные двери с огнестрелом в руках. Остальные стояли снаружи, в том числе Монтойя, Хайро и еще какие-то, которых Агилар не знал. На Монтойе была его полицейская форма, только рот и нос были скрыты банданой. В ресторане их уже заметили – люди кричали, прячась за столы и друг за друга.

Бросив свой вседорожник среди улицы, Агилар во весь дух ринулся к тротуару с криком:

– Нет, подождите!

Он не знал, кто выстрелил первый. Увидел сквозь окно характерный просверк ствольной вспышки, и воцарился ад кромешный. Затем Монтойя и остальные принялись палить сквозь окно, а изнутри кто-то палил по ним. Стекло разлетелось, дождем осыпавшись на тротуар и в ресторан. Люди кричали.

По мере приближения Агилар начал различать отдельные лица внутри, искаженные ужасом.

Одно из них принадлежало Луизе.

Она стояла среди столиков, держа поднос, уставленный тарелками. На глазах у Агилара она, будто в замедленной съемке, выронила поднос. Тот накренился, и тарелки съехали на посетителей, в панике даже не обративших на это внимания. «Чаевых она не получит», – подумал он, на миг предвкушая, как сможет посмеяться с ней над этим, когда ужас улетучится.

А потом увидел человека позади нее, поверх ее плеча стрелявшего на улицу.

Увидел, как Монтойя стреляет в него, и отдача выворачивает его пистолет-пулемет с каждым выстрелом все больше влево.

Увидел, как эти выстрелы попадают в Луизу, распылив ее голову в красноватый туман.

Выкрикнув ее имя, он врезался в Монтойю сзади, кувырком перелетел через него в открытое окно, не обращая внимания на осколки стекла, торчащие по краям. Бросился вперед, спотыкаясь о столы и стулья. Вокруг свистели пули.

Нашел ее на полу, в луже пролитых блюд и напитков, но в основном крови.

Она была жива, но при последнем издыхании. Пальцы ее дергались, пятки барабанили по полу, а губы шевелились. Подумав, что она пытается что-то сказать, Агилар прижал ее к себе, чтобы расслышать хоть что-нибудь среди грохота стрельбы и стенаний раненых и умирающих.

А потом она замерла. Он ощутил, как жизнь покидает ее тело, будто легкий выдох, и понял, что ее не стало.

И остался на месте, обнимая ее. Перестрелка закончилась, и подоспел Монтойя, по-прежнему пряча лицо под банданой.

– Пошли, чел! Надо отсюда сматываться. – И тут вдруг сообразил, чем Агилар занят. Взгляд его смягчился. – О, нет, это она?

– Да, проклятье, – сквозь слезы выговорил Агилар. – Это она. То, что от нее осталось.

– Вот жопа, что случилось?

– Сам знаешь.

– Чел, вот облом, – брякнул Монтойя, будто и не зная или не подавая виду, – что сам же ее и убил. Впрочем, похоже, ему было ни горячо, ни холодно.

Агилар хотел сказать ему. Хотел выхватить пистолет и вышибить партнеру мозги, как тот поступил с Луизой. И чуть было не сделал этого, но тогда пришлось бы выпустить ее из рук, а к этому он был еще не готов.

Сидя на полу ресторана, в брюках, пропитанных вином, кофе и блюдами, которые никто не съест, пропитанных кровью Луизы, Агилар твердо решил, что Монтойя должен заплатить за содеянное. Осознавал он это в тот момент или нет, но Монтойя убил жену Агилара, его любовь, его нерожденное дитя – убил в нем ту единственную частичку души, которая была действительно важна.

Он заплатит, но не прямо сейчас, когда Луиза еще не остыла.

Обнимая ее, Агилар чувствовал, как тепло покидает ее, а вместе с ним истончается ниточка, удерживающая все, что оставалось в нем хорошего. Чувствовал, как сердце каменеет в его груди.

И был этому рад.

17

Пабло Эскобар взял все расходы по похоронам Луизы на себя и даже произнес надгробную речь, хотя не был с ней знаком. Купил новую одежду для всей погребальной процессии и организовал, чтобы муниципалитет перекрыл все улицы от церкви до кладбища. Купил мраморный монумент метровой высоты в виде обелиска. Разместил ее родителей и сестер в лучшем медельинском отеле и оплатил их содержание и стол на неделю. И, наконец, скупил весь квартал, где стоял ресторан, снес здания и разбил зеленый травяной сквер, названный парком Луизы. Агилар получил бонус в полмиллиона песо.

Но возместить этим его утрату хотя бы отчасти нечего было и думать.

Он кое-как испил чашу бдений у закрытого гроба, всенощного бодрствования и погребальной массы, то рыдая, то впадая в оцепенение. Объятья, рукопожатия и похлопывания по спине друзей и близких почти не затронули его сознания. Еду приносили чуть ли не тоннами; он едва притрагивался к ней, не чувствуя аппетита. Другие приносили алкоголь или дурь; и то, и другое он потреблял с жадностью. Рождество пришло и ушло. На Рождественской мессе он не присутствовал – впервые в жизни.