Нарисуй мне дождь - [35]

— Ты, Егорий, уже нашел себе работу? — меняю предмет разговора я.

С каким трудом ему удается обеспечивать себе «продолжение жизни» я догадывался по его исхудалому лицу. При всей своей скитальческой неприхотливости, видно было, как он нуждается. А загадывать о том, что будет, когда они узнают, кто на самом деле мой дядя, сейчас не было желания.

— Боже упаси! Non possumus²⁹. Какая может быть для меня работа? Ты же знаешь, я тяжело болею душой, бешено больной… Если быть точным, я болен всеми душевными болезнями и еще двумя, пока неизвестными медицинской науке. Коротко говоря, общая недостаточность… Такой пожизненный диагноз поставили мне наши мудрые эскулапы. В общем, они признали меня непригодным для жизни в этой стране, а вот справку о том, что мне показано жить в другой, не дали. Так что не будем о грустном, поговорим лучше о блядях. Как там поживает твоя бабушка?..

— Оставь в покое мою бабушку, а то она явится с того света и будет по ночам стягивать с тебя одеяло. А пока суд та дело, я могу дать тебе за нее по роже.

— Брось, я пошутил. Одначе, коли разговор зашел о прекрасном то, что может быть привлекательнее роскошного женского зада? Ладно, проехали. Нет, погоди, о чем бишь я хотел тебе сказать? Как раз одна мысль в голову пришла. Ан, нет, пролетела навылет…

‒ На то в мозгу бывают извилины, чтобы мысли не пролетали навылет… ‒ не дождавшись очередного перла, съязвил я.

‒ Нет, е-е-сть! Вот она! ‒ Жора удержал-таки свою перелетную мысль, ‒ Я отвечу тебе словами классической японской танки:

Суров и справедлив древний кодекс самурая:

Кто вздумает обзываться

Ругательными словами —

Тот сам и называется так!

‒ Дошло?.. ‒ и Жора многозначительно покрутил могучей шеей, как боксер перед выходом на ринг, его позвонки громко хрустнули.

Рекомендуя буддийскую выдержку, сам Жора легко шел на конфликт. Обладая незаурядным щедрым умом, он нетерпимо относился к проявлениям человеческой глупости, а более того, ‒ к грубости. Резкое слово могло легко задеть его за живое. Я уже был свидетелем его буйного характера. У него отсутствовало то, что называется: согласный союз нрава и ума, сердца и думки, он был вспыльчив, за словом в ответ, в карман не лез, и готов был не только к словесной пикировке.

‒ Никогда не спрашивай меня о работе! Убил бы того, кто выдумал для нас эту кабалу! — с сердцем сказал он. — Работа должна быть в радость, а не в силу необходимости, а то и в наказание. На х… упал этот рабский труд?! Гнуть спину за копейки на благо этих зажравшихся «слуг народа», этих лопающихся седалищ, которых их холуи возят на черных «Волгах»? Да не бывать тому никогда! Тот, кто вступил в орден Вагантов — бродяг и вечных студентов, скорее сдохнет, чем унизит себя работой за презренный кусок хлеба. Ведь не хлебом единым…

У меня в голове зрела шутка, но задумавшись над услышанном, я, как перед этим и Жора, позабыл ее соль. Нет, не зря мы переводили вино, и я ограничился тем, что добавил:

— А кое-чем и покрепче, в виде aqua vitae³⁰.

И мы оба смеемся, и этот смех дарит нам ощущение счастья. Прав был школьник из «Доживем до понедельника», счастье, — когда рядом есть человек, который тебя понимает. Понять человека и быть понятым другим, разве это не счастье?

Глава 9

Завтра я встречаюсь с Ли.

Мы договорились пойти в кино, смотреть французскую кинокомедию с Луи де Фюнесом. Один и тот же отечественный фильм неделями демонстрируется во всех кинотеатрах города. Посмотришь один раз, и смотреть больше нечего. Разве что, пойти на тот же фильм еще раз, но такого желания ни разу не возникало, у меня, по крайней мере. Иностранные кинофильмы лишь изредка появлялись на экранах наших кинотеатров, французская кинокомедия, это целое событие в культурной жизни города.

Я уже купил билеты, простояв почти два часа в очереди в предварительную кассу. Много раз среди напряженно перетаптывающихся, стоящих затылок в затылок любителей иностранного киноискусства прокатывались зловещие слухи о том, что билеты на исходе, вот-вот кончатся или уже кончились, и осталась только броня для особо замечательных людей. Но проверенная истина о том, что «все проходит…», восторжествовала, и после томительного ожидания и всех треволнений, я держал в руке две синие бумажки с проставленными местами в дальнем углу зала, откуда вообще проблематично было что-нибудь увидеть, разве что услышать.

Я обладал билетами, которые с таким вожделением желал заполучить, но вместо радости, желчь отравою разлилась во мне. Я задавал себе вопрос, стоит ли иноземный комедиант, хоть и с дворянской приставкой «де», таких моральных и физических трат? Только Ли одним своим появлением могла развеять мои сомнения, она одна умела примирять меня с жизнью. Я вдруг затосковал по ней и отправился ее разыскивать по всем памятным местам. Я искал ее всюду, но без результата. Под ногами то шуршали желтые листья, то хрустел лед замерзших луж. Когда уже совсем стемнело, я добрался до последней инстанции и отворил дверь в «Чебуречную». Как обычно в это время здесь было полно народа, под гвалт общего говора над головами слоями перемещался сизый дым.