Нарисуй мне дождь - [3]

— Не горячись. Мне знакомо то, о чем ты говоришь. У меня тоже были похожие мысли. Незачем тебе повторять те же ошибки, их потом не исправишь, — отец с осторожностью выбирает слова, будто вспоминает, услышанную в детстве сказку.

— Я отвечу тебе так, как когда-то в твои годы на подобный вопрос мне ответил мой отец, твой дед. Меня исключили из Киевского летного училища, из-за брата. Его арестовали в тридцать пятом по ложному доносу. Он учился в Неженском педагогическом институте, там же где и Гоголь… Я мечтал летать. Конкурс был огромный, тогда все хотели летать, не то что теперь… Но я все же поступил, и мне было так горько, ведь меня отчислили ни за что, ни я, ни брат, мы ни в чем не были виноваты.

Твой дед был мудрец, он мне сказал, что в жизни, как в реке, водится всякая рыба. Есть караси, сомы, всякая мелочь — верховодка, щуки и, конечно же, карпы… Есть хорошая, безобидная рыба, никому от нее нет вреда, а есть — хищная, большая и мелкая сволочь. Также и среди людей, есть всякие, но хороших людей намного больше. Но для того чтобы это осмыслить, к людям надо идти, надо их понимать, а не считать себя лучше всех и ставить себя над ними. Нельзя презирать и отталкивать от себя людей. Они ответят тебе тем же, и ты останешься один. Со временем ты это поймешь, но будет поздно, себя не переделать. И ты останешься один среди людей, нет хуже такого одиночества.

Когда сталкиваешься с абсурдностью нашего общества, жизнь кажется беспросветной. Молодым тяжелее всего, им непонятна запутанность взаимоотношений, бытующих в кругу людей. Их бесхитростные души ранит грубо замаскированная ложь. Ведь борьба за чистоту в вашем общежитии имеет не гигиеническую, а идеологическую основу. Но все эти, власть предержащие: администрация, начальство и прочие, которые, казалось бы, владеют и распоряжаются нами, это лишь надстройка, без которой не обходится ни один общественный строй. Главные — не они, главный в этой жизни ты сам и много других порядочных людей. Надо искать и найти свою дорогу к людям, только с ними твоя жизнь наполнится смыслом. Тебе сейчас трудно, здесь остались твои друзья, ты скучаешь по дому, но это пройдет. Скоро ты поближе узнаешь своих однокурсников и увидишь, что большинство из них ничуть не хуже тебя. У тебя еще будет много друзей. Тебе так повезло, ты учишься в Запорожье. Киев, сердце Украины, мы с твоей матерью там учились, а Запорожье — ее душа, она тебе еще откроется, ты сам увидишь и поймешь. Годы обучения в институте промчатся быстро, ты еще не раз их вспомнишь, как лучшую пору своей жизни, — он хотел еще что-то сказать, но я не дал ему договорить, ни к чему мне эти азбучные истины.

— Да, деду было хорошо! — ни с того, ни с сего завелся я, — Он жил в старые добрые времена, еще при царе Горохе, а меня выселили из общежития уже на второй день проживания. Потом, через две недели смилостивились и оставили жить «с испытательным сроком». Но прежде потребовали написать расписку о том, что буду беспрекословно соблюдать их подлые ритуалы. Повезло еще, что не пронюхали о том, что не состою в комсомоле, тогда бы точно отчислили. Оказывается, студсовет и комсомол это разные организации, одна входит в другую, как матрешки. Они и похожи, как матрешки и состоят из одних и тех же словоблудов, но в комсомоле есть еще и учет. Там у каждого отбирают письменное заявление и клятву, а кроме того, вечно всех пересчитывают и переписывают по головам, кто за них, а кто не с ними. Только в головы тех, кто на словах за них не заглянешь, а заглянул бы — ахнул.

Разве эти бумажные путы: заявления, клятвы-присяги превратят подлеца в честного человека? Я убежден, достаточно твоего слова, которое даешь с полной ответственностью, если она у тебя есть, конечно. А если ее нет, то и говорить не о чем. Зачем это недоверие, все эти долговые расписки? Никто всерьез это оболванивание не принимает, но все делают вид, что так и должно быть. Говорят, в другие вузы, если ты не комсомолец, не поступишь. Не знаю, как это они меня проглядели.

Пришлось написать им эту расписку, как это меня не ломало, но я сдался и написал. Хорошо, хоть кровью не потребовали подписать… Какая-то, лишенная всякого смысла расписка, казалось бы, пустяк, но не могу я ее себе этого простить! Не должен был я ее писать, но сдался и написал. Выбор я сделал сам, нет мне теперь прощения. Места себе не нахожу, все бы отдал, чтобы вернуть ее обратно. Но дело сделано, в одну реку не войдешь дважды.

С другой стороны, ты же знаешь, как трудно было поступить, столько готовился… Ведь второй год поступаю и бросать институт из-за того, что негде жить, разве не абсурд? Но жилья во время начала учебного года не найти, да и не хотят брать на квартиру студентов. Снимал угол в комнате, где нас квартирантов, проживало до десяти человек. Хозяйка, спившаяся торговка с привокзального рынка, каждый вечер приводила новых жильцов на одну ночь, приезжих с вокзала, тех, кому негде переночевать. Я тоже туда приходил только ночевать. Ну, это были и ночки, куда там ночам Кабирии…

И никаких особых преступлений я не совершил. На второй день обучения только приехал с занятий, как в комнату врывается наш декан Шульга с этим Карпом. У меня еще и чемодан не был разобран. Столько всего было в первый день: торжественное посвящение в студенты, клятва Гиппократа, а потом еще две лекции и практическое занятие. Я в первый день даже постель получить не успел. Надо было пройти санобработку в бане в одном конце города, а потом, осмотр в кожно-венерологическом диспансере, в другом. После этого стать на учет в районном военкомате, а затем сдать паспорт на прописку в милицию. Название у них солидное: «Районный отдел внутренних дел», дела у них, видишь ли, «внутренние»… Только после того, как все это выполнишь и предоставишь кипу соответствующих справок с круглыми, квадратными и треугольными печатями, тебе дадут специальное письменное разрешение на поселение в общежитие и выдадут постель.