Наречия - [4]

Но в том-то все и дело, что эта реплика про мисс Уайли — она какая-то беспомощная. И я думаю, что Лайла просто закатила бы глаза, а они у нее зеленые, обведены черным карандашом и ужасно красивые.

Спросите меня, почему люди ходят в кино. Нет, вы не зададите мне такого вопроса. Потому что ответ напрашивается сам собой. Нет ничего сверхсложного в том, почему люди нарезают круги вокруг Мерсер-Айленда, глядя из окошек автомобилей на черные, окаменевшие стоянки, где среди мусора, нахохлившись, ходят птицы, чтобы затем войти внутрь, где тепло и где сразу на двух экранах в 11:00, 11:45, 13:00 и 13:45 показывают «Убойное кино». Достаточно взглянуть на все это дело со стороны левого эскалатора, а я смотрел как минимум миллион раз. Говорю вам, тут нет ничего сложного. Сначала вы встречаете двух чуваков. Один знаменитый и один черный. Угадайте с первого раза, кто из них погибает в течение первых же пяти минут. Это же очевидно. Ясно как божий день. Да, я забыл сказать, что они партнеры и что большой белый чувак, который всегда играет Босса и теперь играет Босса, говорит, что знаменитый чувак должен натаскать двух бабенок, одна из которых раньше была стриптизершей, а кем была вторая, я не помню. То есть я к тому веду, что на этом построены почти все знаменитые телесериалы, так что, если что не так, можно запросто остаться дома и минут пять пощелкать каналы — и тогда наверняка наткнешься на эпизод, в котором тебя в течение десяти убойных секунд просветят что к чему, и нет ничего проще. Честное слово. Так что даже по четвергам зал забит битком. Злодей хочет взорвать стадион, на котором полным-полно ни в чем не повинных болельщиков. И что, если ему это удастся, или если две бабенки, которым приходится носить кожаные брюки (этот прикид — часть их тайной операции), сумеют его остановить, и если знаменитый чувак будет вынужден задействовать сверхсекретную субмарину, о которой говорилось в самом начале в титрах? Верно? Верно? Верно? Верно? Верно? Совершенно очевидно. Ясно как божий день.

Единственная причина, почему я так долго распространяюсь на сей счет, состоит в том, чтобы вы поняли, что это был за вечер. Во-первых, было поздно, и, во-вторых, все было совершенно очевидно, причем эта очевидная фишка имела непосредственное отношение к убойной фишке, если вы понимаете, о чем я. Например, убойным было уже то, что я стоял всего в десяти футах от Лайлы, глядя, как она постукивает ноготками по ящику с прорезью, куда мы кидаем половинки билетов. Достаточно представить себе ее голубые глаза, то, как она жует резинку, и вообще какая она красивая, и так и хочется найти еще что-то такое красивое, чтобы подарить ей и посмотреть, как убойно смотрятся рядом две красивые штучки здесь, в кинотеатре «Суверен». Но «убойность» Лайлы такая несколько приглушенная; убойность, пронизанная меланхолией, потому что это тоже очевидная фишка, имя которой Кит.

Кит. Кит-Не-Рыцарь. Тот, кто каждый вечер встречал ее после работы и кто, если это было «Убойное кино», отращивал себе жиденькие усики, чтобы всем было видно, какой он придурок, с той единственной разницей, что поскольку мы живем в настоящем, а никаком-то там киношном Сиэтле, то вокруг ничего не понимали, и потому Кит просто подъезжал к кинотеатру и давил на клаксон, и Лайла тотчас распахивала стеклянные двери, на которых наклеены дурацкие картинки с портретами кинозвезд, и выбегала навстречу Киту, и не было никого, кто бросился бы ей вслед с криком: «Не советую тебе встречаться с этим типом. Ты лучше обрати внимание на парня, что стоит рядом с тобой у левого эскалатора вот уже девять четвергов и восемь суббот подряд и сохнет по тебе всей душой. Да к тому же он рыцарь!» Что в общем-то и есть убойная фишка касательно меня, и я постоянно думаю о ней, когда речь идет о Лайле, начиная с первого звонка на урок мисс Уайли и до последнего билета, что мне протягивают. Убойная фишка — это рыцарство в духе короля Артура, которое глубоко засело в моем хилом, несчастном сердце. Пример рыцарства: зачем я работаю в кинотеатре? Зачем мне деньги? Чтобы купить Лайле цветы. Кит? Би-бип! Выйди ко мне поскорей из дверей киношки, садись рядом в машину, где нет никаких цветов, и в мои планы не входит говорить тебе, какая ты красивая. Разве я не прав? Хотя мое покоящееся под замком рыцарство тоже с изъяном, и изъян этот в его очевидности. А очевидность заключается в том, что ничего не произойдет. Потому что в Сиэтле наверняка найдется пригород, где какая-нибудь девушка скажет: «О господи, этого еще не хватало! Цветы! Ну, Джо, ты рыцарь!», и тогда я выйду победителем, и ей станет все равно, что у Кита есть зверь-машина, которая, может, и пригодится, когда наступит конец света и нам понадобится ее девятитысячецилиндровый мотор, чтобы давить колесами орды кровожадных мутантов, которые будут ползать по зловещему ландшафту видеоигры. А может, в Сиэтле найдется пригород, где Лайле будет все равно, что ее славный рыцарь вынужден по вечерам облачаться в дурацкий — с огнеустойчивой пропиткой! — форменный жилет, на котором огромными буквами выведено: «Добро пожаловать к нам на фильм!», жилет, отфильтровывающий слабые сигналы, что посылает в окружающий мир мое изголодавшееся сердце, и тогда мы с ней объедем этот пригород Сиэтла в машине, на которой я катаюсь по выходным дням, и расскажем друг другу кучу секретов, тех, что раньше прятали под кроватями, купленными нам родителями, прятали, когда ночь напролет ворочались на жестких складках простыней, глядя на экран окна, где призрачная голубая луна изливает на эти простыни тайные нью-йоркские автобусные билеты до станции под названием «Будущая любовь», но я — я не живу в этом пригороде Сиэтла. Я живу на Мерсер-Айленде, и здесь мы просто рвем пополам входные билеты, и я жду того момента, когда увижу, как она идет домой.