Наречённая ветра - [56]

Ветер в старых камнях по-прежнему гудел так, что казалось — башня раскачивается. Но Инослейв почему-то не спешил явиться и освободить бедную пленницу. Хочет ее проверить? Ждет, что она сама выскочит, нарушив тем самым данное слово? Не дождется!

Фитиль, утонувший в расплавленном воске, издав жалобный треск, погас, затем еще раз вспыхнул и погас окончательно. Эви оказалась в полной темноте, проклиная Инослейва за глупые шутки и себя — за непредусмотрительность. Ну чего стоило вовремя зажечь новую свечу от догорающей? Теперь придется шарить в темноте, отыскивая свечи наощупь. А пошло оно все в бездну! Не станет она ползать во тьме, шаря по невидимым полкам трясущимися от страха руками. Да у нее сейчас сердце из груди выскочит. Его стук и так уже отдается во всем теле и гудит набатом в ушах. Решено, она сейчас выйдет и выскажет Инослейву все, что о нем думает.

Эви никак не могла найти в кромешной тьме дверь и нашарить ручку. Конечно, если действовать в панике, то и более простые задачи покажутся непосильными. Но где же все-таки Инослейв? И почему он гудит и воет, как раненый зверь или стая призраков, вместо того чтобы зайти к ней? Отчаявшись выбраться самостоятельно, Эвинол опустилась на пол, готовая заплакать от чувства собственного бессилия. И тут до боли простая мысль пронзила сознание — надо позвать ветер. Как же надо было перепугаться, чтобы не додуматься до этого сразу?

— Инослейв! — первый призыв вышел тихим и хрипловатым. Она откашлялась и вдохнула поглубже. — Иносле-е-ейв! — на этот раз получилось лучше.

— Ах вот ты где, маленькая! — раздался за дверью медовый голос, растягивающий гласные. — Хорошо спряталась.

Эвинол похолодела. Теперь давешний страх от погасшей свечи показался смешным и глупым. Боясь сделать лишний вдох, она проклинала себя за идею, которая еще минуту назад казалась гениальной. Скрип отворяемой двери показался кошмарным скрежетом. Медленно увеличивающаяся полоска света нестерпимо резала глаза. Эви постаралась отползти в дальний угол и скорчиться там, слившись со стеной.

— Ваше величество, негоже вам сидеть в таких каморках! — издевалась Ларишаль. — Позвольте проводить вас на свежий воздух.

Богиня южного ветра, стоявшая в дверном проеме, на границе света и тьмы, казалась силуэтом, нарисованным черной тушью на белой бумаге. Позади нее маячили еще две неясные фигуры.

— Ну же, — Ларишаль шагнула в комнату и склонилась над Эвинол, цепко схватив ее за запястье. — Пойдем, девочка. Пришла пора умереть.

Эви пыталась упираться, хоть и понимала, как это глупо и бессмысленно. Но ведь Инослейв должен скоро вернуться, и если ей удастся хоть немного потянуть время…

— Не дергайся, — приказала Ларишаль. — А то умрешь прямо здесь, в темной затхлой каморке, как крыса. А будешь хорошей девочкой, дадим тебе увидеть напоследок солнечный свет.

Эвинол перестала сопротивляться, рассудив, что спуск по узким лестницам башни все равно займет какое-то время. Впрочем, шли они только до первого зала с окном. Там Ларишаль, бесцеремонно ухватив жертву за пояс, обернулась ветром и вытащила ее наружу. Немного пролетев, она опустилась на утесе, напротив которого падал со скалы водопад.

— Посмотри, как красиво, маленькая, — слащаво издевалась Ларишаль. — Будешь умирать с красивым видом, как и положено царственной особе. Кстати, ваше величество, позвольте вам представить моих спутников, — она указала на державшиеся чуть поодаль фигуры. — Тантарин — северный ветер и Хорастер — восточный ветер. Они явились сюда, дабы лично засвидетельствовать вам свое почтение.

Хорастер оказался могучим мужчиной, на фоне которого Инослейв смотрелся почти мальчишкой. Огромный рост, крепкие мышцы, рыжеватые космы, частично заплетенные в косы, и густая борода, падающая на грудь. Однако больше великана Хорастера Эви поразил облик богини северного ветра. Тантарин была маленькой и хрупкой даже по сравнению с сестрой, а на фоне Хорастера и вовсе выглядела болезненным ребенком. Совершенно белая кожа, угольные глаза, в которых невозможно было различить зрачки. Волосы Тантарин представляли собой чередующиеся черные и белые пряди. Из этой троицы Тантарин отчего-то пугала больше всех, хотя до сих пор не сказала ни слова и даже не пошевелилась.

— Не много ли вас на меня одну? — Эви осмелилась подать голос, продолжая надеяться дотянуть время до возвращения Инослейва.

— Да при чем тут ты? — голос Хорастера оказался под стать его внешности. — Просто если наш братец явится раньше времени и надумает вмешаться…

— Хорастер, не распинайся зря, — Тантарин соизволила заговорить. Слова острыми льдинками срывались с ее бескровных губ. — Я бы предпочла управиться до возвращения Инослейва. В конце концов, мы пришли избавить брата от жалкой человеческой привязанности, а не драться с ним. Ларишаль, начинай!

Богиня северного ветра говорила с родичами так, будто имела право приказывать им. Впрочем, Эвинол меньше всего волновала иерархия ветров. Все ее существо было охвачено жадной жаждой жизни. Не страхом смерти, а именно непреодолимым стремлением жить. Если она чего и боялась, так лишь того, что Инослейв, вернувшись, обнаружит «ее бездыханное тело, из которого Ларишаль высосала жизнь». При мысли о том, как ему будет больно, Эвинол испытывала настоящий ужас. И почему она не позволила ему запереть комнату и забрать с собой ключ?