Narconomics: Преступный синдикат как успешная бизнес-модель - [6]

На первый взгляд, кампания против коки оказалась чрезвычайно эффективной. За последние 20 лет в Боливии, Колумбии и Перу были уничтожены многие тысячи квадратных километров незаконных плантаций, и это число продолжает расти каждый год. Например, если в 1994 году было сожжено около 6 тысяч гектар посевных площадей коки[6], то в 2014 году эта цифра превысила 120 тысяч гектар, большая часть из которых зачищалась вручную. Чтобы понять весь масштаб этой работы, представьте, что ежегодно вы четырнадцать раз пропалываете огород размером с Манхэттен (и при этом время от времени в вас стреляют). По самым приблизительным подсчетам ООН, на сегодня уничтожено более половины всех кустов коки, произрастающих в регионе Анд.

Для большинства других отраслей промышленности потеря 50 % производственных мощностей была бы невероятным потрясением. Однако рынок кокаина каким-то образом не просто смог выжить, но и восстановиться. Чем больше кустов коки власти сжигали и опрыскивали химикатами, тем больше новых саженцев размещали фермеры. В результате этого валовый объем производства почти не изменился. В 2000 году вслед за первым десятилетием активной войны с кокой, в южной Америке было успешно засажено новыми семенами более 220 тысяч гектар посевных площадей — примерно столько же, сколько и в 1990 году. Изредка отдельным странам удавалось на какое-то время вывести из строя кокаиновый бизнес. Например, в 1990 году в Перу было принято решение радикально сократить объемы легального производства. Однако картели быстро нашли другой источник сырья, вызвав небывалый бум культивации коки в Колумбии. Когда же власти этой страны удвоили свои усилия по борьбе с несанкционированными плантациями, те самые террасы вновь возникли в Перу. Аналитики из западных стран сравнивают подобную ситуацию с воздушным шаром: стоит сжать его в одном месте, он тут же надуется в другом. В Латинской Америке этот феномен называется более приземленно — «эффектом таракана». Преследование наркокартелей сродни выведению этих паразитов. Прогони их из одной комнаты, и они начнут размножаться в другой.

Сторонники тактики полного уничтожения, похоже, совершенно не замечают «эффекта таракана». Они по-прежнему уверены, что не обязательно полностью сводить на нет фермерство, а достаточно лишь сделать его менее рентабельным. Чтобы поддерживать прежние уровни производства в условиях столь жестких правительственных мер, фермерам нужно проводить за работой в полях куда больше времени, восстанавливая уничтоженные посевы. Из-за этого их издержки растут. В прошлом чуть ли не весь урожай коки мог быть использован для изготовления кокаина. А сегодня почти половина просто теряется после визитов вооруженных сил.

Но даже с учетом того, что для получения прежнего объема сырья приходится выращивать в два раза больше, картелям не пришлось увеличивать свои цены. В США один грамм чистого кокаина стоит порядка 180 долл. (в действительности средняя стоимость уличного кокаина составляет 90 долл., потому что он наполовину разбавлен прочими примесями)[7]. Даже будучи грубо округленной, именно такая цена и сохранялась на протяжении последних двадцати лет, несмотря на бесконечные операции по выведению, опрыскиванию и сжиганию плантаций коки. Причиной относительно стабильных цен в период производственных шоков может быть значительное снижение уровня спроса (несмотря на спад предложения, продукт приобретает еще меньшее число потребителей, а потому цена не растет). И все-таки не похоже, чтобы это был тот самый случай. С 1990-х годов число кокаинозависимых оставалось почти неизменным, то есть порядка 1,5-2 млн чел. В последние годы наблюдается значительный спад в объемах потребления наркотика в США, который, тем не менее, компенсируется аналогичным ростом в странах ЕС. ООН сообщает, что глобальный уровень спроса остается неизменным. Казалось бы, стабильность спроса и резкий спад предложения должны привести к ценовому скачку, но кокаин по-прежнему стоит столько же. Как же картелям удается обходить основные законы экономики?

Чтобы это понять, давайте представим, что «Walmart» периодически сам нарушает логику законов спроса и предложения, как это делают наркобароны. Ежегодная прибыль крупнейшей в мире розничной сети составляет более 500 млрд долл. Коммерческий успех «Walmart» строится на относительно стабильных ценах, в рамках которых компания работает с момента открытия первой точки продаж Бадом и Сэмом Уолтонами в 1962 году. На День благодарения в прошлом году в магазине можно было приобрести индейку по цене 40 центов за фунт, а набор из девяти тематических тарелок (к слову, совершенно безвкусных) за 1,59 долл.

Именно необыкновенно низкие цены сделали «Walmart» таким популярным. В то же время для фермеров и мелких производителей низкие цены — это зачастую большая проблема. Они жалуются на то, что «Walmart» и другие крупные сетевые магазины захватили столь большую долю рынка сельскохозяйственной продукции, что могут диктовать условия своим поставщикам. Всем известен феномен монополии, когда единственная компания является доминирующим поставщиком на рынке и поэтому способна менять цены так, как ей заблагорассудится. Те же, кто выступают против крупных ритейлеров, таких как «Walmart», обвиняют последних в «монопсонии», то есть приобретении статуса доминирующего потребителя (в пер. с греческого «монополия» означает «единственный продавец», а «монопсония» — «единственный покупатель»). Ровно таким же образом, как монополист диктует цены своим потребителям, которым ничего не остается, кроме как приобретать товары у него, монопсонист управляет ценами своих поставщиков, которым попросту некому больше продавать свои блага. Учитывая, что возможность контактов с широчайшей потребительской аудиторией открывается у поставщиков при сотрудничестве с «Walmart», розничная сеть стремится извлечь из этого максимальную выгоду, и потому жестко управляет условиями присутствия поставщиков на своих точках продаж. Исследование, проведенное журналом «Forbes», показало, что рентабельность продаж тех поставщиков, которые реализовывали свои товары через каналы «Walmart», была куда меньше чем у тех из них, которые старались обходить крупного ритейлера стороной. Сильнее всего эта разница видна на примере рынка одежды. Производители предметов гардероба, продававшие менее 10 % своей продукции через «Walmart», обеспечили себе среднюю рентабельность в 49 %