Напутствие бессмертным - [86]

И это самое худшее…

Отвратить эту неизбежность невозможно… Можно заставить себя не двигаться, не спать, не есть, даже не дышать, но заставить себя не думать нельзя. Человек мыслит, и эти мысли — мои мысли — отравляют каждый миг моей жизни, моего земного существования.

Едва только человек начинает сознательную жизнь, как это сознание принимается неустанно повторять ему — изо дня в день, снова и снова — одно и то же. «Жить той жизнью, которую ты видишь и чувствуешь, оглядываясь на свое прошлое; жизнью, которою живут животные и многие люди; жизнью, которая сделала тебя тем, что ты есть сейчас, долее невозможно. А если будешь упорствовать, тебе так никогда и не удастся уклониться от борьбы со всем миром существ, живущих так же, как и ты — ради себя самих; и тогда эти существа неминуемо тебя уничтожат»…

Изменить эту ситуацию никак нельзя. Нам остается только одно — то, что делает каждый, кто, начиная жить, переносит цели своей жизни на внешние объекты, пытаясь потом достичь их… Но, как бы далеко ни отодвигал человек эти объекты от своей собственной личности, по мере очищения его разума все они перестают его удовлетворять.

Бисмарк, объединивший Германию и диктующий ныне свою волю всей Европе, равно как и его повар, который стряпает ему обеды, поглощаемые менее чем через час после их приготовления, не могут не замечать (если, конечно, их мышление в состоянии хотя бы приблизительно оценить результаты их собственных действий) существующего неразрешимого противоречия между тщетой и глупостью своих трудов и незыблемостью и разумностью того, что существует вечно. Если бы они только задумались об этом, то оба неизбежно пришли бы к следующим выводам: во-первых, сохранность обеда князя Бисмарка, так же как и сильной Германии, целиком зависит: в первом случае — от полиции, а во втором — от армии, то есть — от бдительности и добросовестного исполнения ими своих обязанностей. Поскольку всегда могут найтись голодающие люди, готовьте проглотить вместо князя его обед, и страны, которые использовали бы любую возможность стать такими же могущественными, как Германия. Во-вторых, ни обед князя Бисмарка, ни мощь Германской Империи не совпадают с целями и задачами вселенской жизни, но находятся в вопиющем противоречии с ними. И в-третьих, тот, кто готовил обед, равно как и тот, кто усилил Германию, оба вскорости умрут, так же как неизбежно исчезнут и обед и Германия. Единственное, что останется, это Вселенная, которой нет никакого дела ни до обеда, ни до Германии и которая вряд ли станет беспокоиться о тех, кто состряпал и то, и другое.

По мере совершенствования своего интеллекта человек все более убеждается в том, что счастье, связанное с его личностью, является не достижением, но необходимостью. Личность — это только то исходное состояние, с которого начинается жизнь, и конечный предел жизни…

Меня наверняка спросят: где же в таком случае начинается жизнь и где она заканчивается? А где заканчивается ночь и начинается день? Где в полосе прибоя заканчиваются владения моря и начинаются владения суши?

Но существует день, и существует ночь; есть суша, и есть море; есть жизнь, и есть не-жизнь.

С тех самых пор, как мы начинаем осознавать, что живем, наша жизнь раскачивается, подобно маятнику, между двумя крайностями.

Одна из этих крайностей — абсолютное безразличие к жизни бесконечной Вселенной, когда вся энергия направлена исключительно на удовлетворение собственной личности.

Вторая крайность есть полный отказ от личностного, проявление безграничного интереса к жизни Вселенной и достижение гармонии с нею; переключение всех желаний и воли с самого себя на бесконечную Вселенную и на все обитающие в ней создания[136].

Чем ближе к первому пределу, тем меньше жизни и блаженства; чем ближе ко второму, тем жизни и блаженства больше. Таким образом, человек все время движется от одного края к другому и обратно; то есть он живет. Это движение и есть жизнь.

Когда я говорю о жизни, следует помнить, что понятие это в моем представлении неразрывно связано с сознательной жизнью. Я не знаю никакой другой жизни, кроме осознанной; и никто другой не знает, да и не может знать.

Мы называем жизнь — жизнь животных — органической жизнью. Но это еще не жизнь, а только определенное состояние, или стадия жизни, одно из ее проявлений.

Но чем же является это сознание, или разум, насущные потребности которого вытесняют личность и направляют энергию человека на внешний мир, возвышая его до состояния, которое мы называем благословенным состоянием любви?

Что такое сознательный разум? Чему бы мы ни давали определение, мы делаем это с помощью нашего сознательного разума. Но с помощью чего мы сможем дать определение самому разуму?..

Если мы все определяем с помощью нашего разума, то, следовательно, сам сознательный разум не может быть определен. И все-таки все мы — каждый из нас — не только знаем о нем, но и более того — это единственное, о чем мы можем знать наверняка…

Это все тот же самый закон — закон жизни каждого органического (животного или растительного) существа, с той лишь разницей, что в жизни растения мы