Направление — Прага - [69]

Ну и хлопот было!

Легко сказать: летом — дом под каждым кустом. Но где сейчас спрятать всех?

Легко сказать: ешь хлеб, пей воду — не будет тебе на шкоду. Но как долго все это можно вынести?

Настало время рубить, копать, тесать, ломать скалы, мастерить, снабжать, найти новых людей, которые дали бы муку, жиры, бобы, табак; кто добровольно мог бы дать сбрую, телеги, коней.

Это было уже сверх возможностей тех, кто скрывался в лесах, выше сил тех, кто помогал до сих пор.

Это под силу только организации. Сильной, продуманной, тайной. Была такая. Революционные национальные комитеты, В Валчи, Дражковцах, Дольнем Кальнике, Требостове… Они росли, как грибы после дождя. Двенадцать советских беженцев вместе со словаками соорудили избушки, землянки и шалаши в Канторе, в той тихой пологой долине у Склабины. Здесь легко было скрываться, а здешний лесничий Бодя был своим человеком. Вместе с женой он заботился, чтобы партизаны были сыты, дважды в день пек хлеб, помогал чем мог.

— Отец! — вбежав в дом, выпалил Мило. — Я иду к партизанам.

— А мне-то что! — отрезал отец.

— Муж мой! — закричала мать. — У тебя что, разум помутился? Пять детей на шее, Мило уже зарабатывать может, а ты: «А мне-то что!» Как это просто! Пойдет в лес безобразничать?

— Лучше, когда молодое вино перебродит, — забормотал отец. — Кто же выбросит немцев, если не такие хлопцы? Не мы же — седые развалины, про которых смерть забыла, Мило мал, да удал! Вырос как сосна в лесу, Из него будет настоящий парень. Закаляются смолоду.

— Боже! — загоревала мать. — Совсем уж в старости разум теряешь?

«Нет, эту стену не пробить ни головой, ни просьбами», — подумал Мило и решил ничего больше не говорить. Только зря ссориться будут.

Помогла Мило повестка. Не как в той народной песне, где посылает записку королева, нет, господа из Братиславы приказывали ему явиться на принудительные работы. Теперь уж отец сказал сам:

— Мило! Собирайся в Кантор, пока за тобой не пришли. Иначе завтра может быть поздно.

На этот раз мать промолчала. Только заплакала.

Словно по вызову, приехал из Братиславы брат. Он там служил.

Привез хорошие подарки: винтовку в разобранном виде и сверток генеральных карт. Ценный клад. Оружие теперь есть. Возьмем все это с собой и незаметно, чтоб никто не догадался, втроем отправимся. Он, Йожо, Медведь и Дюро Дюрик. За нами придет Пало Грегор — солдат-дезертир из их деревни, который сейчас в Канторе. Соберемся словно на прогулку, возьмем еды. Только чтобы старый Олдхофер не пронюхал. Ведь он лесник и знает лес лучше других.

Так все и получилось. Пришел Грегор, спрятал под пальто винтовку и карты. Когда прокрались за деревню, на радостях от волнения захватило дух. Не выдержали, вынули винтовку, набили обойму патронами и давай стрелять. Звуки выстрелов весело разлетелись по лесу — салют на прощание со старой и навстречу новой жизни. Эхо разнеслось по лесам, даже сойки закричали испуганно.

К вечеру добрались до цели.

Перед ними лежала поляна. Он сразу узнал ее. Но сейчас она выглядела совсем иначе. Партизаны, кони, у леса избушки, шалаши, палатки, костры. Когда стемнело, приблизились к костру. Трещали поленья, разлетались искры. Где-то пели. Из котла доносился приятный запах. Вот о такой жизни он мечтал. Из-за этого не спал. Свобода! Лесной хлопец. У богатых отбирать, бедным раздавать. Как Яношик.

На темном небе мерцали звезды.

— Эй! Новенький! Гамза, что ли? Иди сюда.

— Это или к добру, браток, или наоборот, — вставил рябой, сидевший рядом с ним у костра.

Пошел за какой-то тенью, спотыкаясь о кочки, пока не приблизились к избушке. Открыли дверь. Внутри светло. Полно людей. Незнакомые лица.

— Это тот, что принес карты, — представила его «тень».

Светловолосый гигант окинул его взглядом. Что-то сказал.

Мило не понял ни слова.

— Спрашивает тебя, — перевели ему, — откуда карты?

— Карты? Это брат привез из Братиславы. Проходил там службу при географической конторе. Принес их для вас. И винтовку.

— Молодец! — похлопал его по плечу тот Илья Муромец и сказал: — Спасибо!

Пожал ему руку еще один и что-то пробормотал и, наконец, черноволосый словак, которого Мило, слава богу, понимал.

— Назад дорогу найдешь? — спросил у выхода тот, что его привел.

— Найду, но скажи, кто эти люди?

— Тот первый? Величко.

— Величко?

— Ну и что?

— А второй?

— Это француз.

— Француз? Могут здесь быть французы?

— А почему бы и нет?

— А тот, последний?

— Так это же Жингор. Послушай, много будешь знать, скоро состаришься.

У него голова закружилась. Прибежал к костру. От радости перепрыгнул через него.

— Допрыгаешься! — засмеялся рябой. — Завтра Грушка покажет тебе Яношика! А что от тебя хотели?

Рассказал, как все это было.

— Ну, высоко ты взлетел. И сразу, — протянул рябой. — Ты знаешь, кто такой Величко? Он здесь самый главный. Главнее нет. Он командует всем и вся. Недавно выбросили их самолетом. Одиннадцать парашютистов. Вместо Турца сбросили их на Липтов, да еще как. Комиссара — на башню церкви, разведчика — на крышу, а санитарку — в ручей. А когда стали смеяться над этим, знаешь, что он сказал? «Мало ли где люди могут останавливаться, почему нам нельзя на церкви?»