Наполеоновские войны - [81]

. Это название, очень удачно отражающее рассмотренные нами общественные разногласия, недооценивает одну довольно смутную возможность. Хотя Британия вела войну исключительно по образцу XVIII столетия, для целей территориальной обороны и внутренней безопасности она всё же мобилизовала силы беспрецедентного размера. Учитывая то, что, в частности, полки милиции беспрестанно перебрасывались с места на место по всей стране, это прежде всего создавало у сотен тысяч служащих в них людей представление о том, что Британия — это не только их деревня, город, где устраиваются базары, или графство. К этому добавлялось постоянное воздействие как официальной, так и неофициальной пропаганды, которая добивалась объединения всех классов в борьбе с Францией, доказывая, что все могут разделять славу побед, одержанных Веллингтоном и Нельсоном, и изображая Георга III средоточием преданности национальным интересам. Не так уж непосредственно связаны с войной, хотя и очень важны, появление газет в местах, где раньше не было периодической печати, общее развитие печати и устойчивый рост грамотности. Следствия всего этого несомненны: война впервые стала поистине национальным событием. В результате, пусть даже мобилизация ополчения и «добровольцев» означала, что землевладельческая олигархия прибегала к народу как к крайнему средству, но народ при этом сближался с государством. Короче говоря, наполеоновские войны в Британии «создали» не столько рабочий класс, сколько, как недавно доказывала Линда Колли (Linda Colley), нацию.

Глава VI Подражание французам

Либерализованный легитимизм?

«Когда Наполеон расширил пределы своей власти… его военные противники — хотя ни в коем случае не все — поняли, что с ним можно справиться только с помощью тех же средств, которые способствовали его победам; их собственные силы следовало, хотя бы отчасти, сделать подобными французским. Армии, с которыми они привыкли вести тонкие стратегические игры, не справлялись… со стремительным наступлением разносящих пожар крестоносцев…»[219]

Как подразумевает Альфред Вегтс, реформы, которые охватили Европу в наполеоновский период, не ограничивались Французской империей. Континентальным державам, столкнувшимся с реалиями французского военного могущества, рано или поздно приходилось начинать процесс перемен. Размах этого процесса, однако, остаётся спорным. Современникам эти преобразования представлялись огромными, так один французский наблюдатель даже заметил, что происходящее было «сменой, так сказать, образцов, когда на вооружение брались принципы власти и монархии, принадлежащие Наполеону, а на либеральном знамени легитимистских монархов было начертано «освобождение всех наций»». Да и историки склонны к таким суждениям. Так, Бланнинг утверждает:

«Когда наполеоновская Франция скатилась к военной диктатуре, именно старорежимные государства ввели программы модернизации, мобилизовали гражданские ополчения, объявили всеобщую войну и использовали риторику освобождения»[220].

И всё же ключевым словом здесь скорее всего является «риторика», поскольку перемены были ограничены. В Пруссии, стране, бесспорно, самого радикального реформистского движения — реформаторы типа Штейна (Stein)[221] вскоре горько разочаровались, а в других странах основы государства и общества по большей части не изменились ни на йоту. Таким образом, хоть и соблазнительно приписать падение Наполеона перенятию его противниками принципа «нации под ружьём», нам, видимо, следует здесь проявить определённую осторожность. Как замечает Хью Стречен, старый режим «предпочитал подражать мишуре «нации под ружьём», а не её сущности»[222].

Испания: эпоха Годоя

Реформы как реакция на французское могущество предшествуют Наполеону, и поэтому не могут быть отнесены исключительно к периоду наполеоновских войн. Если начать с Испании, то здесь преобразования можно связать по времени с окончанием войны Первой коалиции 1793–1795 гг. Как уже отмечалось ранее, Мануэль Годой, королевский фаворит и первый министр, отреагировал на поражение Испании упорными попытками проведения модернизации. Короче говоря, чтобы стимулировать расстроенную испанскую экономику и удержать государственный долг в терпимых границах, он начал с отчуждения земель церкви и взимания новых налогов с имущих классов, включая дворянство. В то же время прилагались значительные усилия, направленные на разрушение провинциальных привилегии и укрепление власти государства. Центральным элементом этого проекта, однако, являлась военная реформа. После заключения мира с Францией, гарантированного семейным договором 1761 г., Карлу III удалось сосредоточить силы на строительстве испанского военно-морского флота, предназначенного для оттеснения британцев. Ослабленная армия поэтому была разбита «народным ополчением». Годой, совершенно не доверявший французам и убеждённый в том, что Испания должна восстановить свои сухопутные войска, чтобы не потерять статус великой державы, почти с самого момента подписания мира настаивал на важности военной реформы, а договор о союзе с Францией, подписанный в 1796 г., был инструментом, позволявшим ему выиграть время для осуществления этого проекта. В число целей Годоя входили новая система набора в армию и её организации, современная тактика и повышение качества подготовки офицеров и солдат.