Наполеоновские войны - [48]

Не станем задерживаться на дипломатических последствиях континентальной блокады, хоть они и были достаточно серьёзными. Гораздо большее значение имеет то, что Наполеон попирал экономические интересы всего континента. Как было совершенно ясно даже Наполеону — в начале декабря 1806 г. он признавался Луи Бонапарту, что, возможно, придётся разрушить портовые города, — экономические последствия берлинского и миланских декретов определённо могли иметь тяжёлые последствия. Поскольку Британия сохраняла полный контроль на море, запрет британских товаров означал, что Европа будет отрезана от колоний. С одной стороны, это подразумевало потерю ряда товаров повседневного спроса, например кофе, шоколада, табака и сахара, но гораздо важнее было то, что нарождающаяся европейская промышленность лишится жизненно важных сырьевых материалов, таких как индиго и хлопок. Разумеется, неизбежно пришлось бы пострадать и торговле нейтральных государств (в ответ на берлинский декрет Британия приняла решение о том, что все суда, которые не заходили в британские порты и не уплатили солидную пошлину за свой груз, подлежат конфискации; когда же миланские декреты провозгласили, что всякое судно, подчиняющееся этим распоряжениям, является законным призом, «нейтралы» оказались почти в безвыходном положении).

Пока что Наполеон хладнокровно взирал на эти проблемы. Континентальная блокада, конечно, наносила дополнительный удар по и так пострадавшей французской заморской торговле, но она с самого начала была неотъемлемым элементом экономической политики, направленной на то, чтобы поставить остальную Европу на службу экономическим интересам Франции. Континентальная блокада, с одной стороны, задуманная для нанесения ущерба Британии, с другой, была нацелена на защиту французской промышленности — фактически с 1802 г. неоднократно повышались французские пошлины, а в 1806 г. ввоз некоторых товаров, особенно хлопчатобумажной пряжи и одежды, был вообще запрещён. Однако от конкуренции защищался не только внутренний рынок. Напротив, как только британские товары перестали допускаться на континент, европейский рынок был взят французами под почти полный контроль. 23 августа 1810 г. Наполеон говорил Евгению де Богарне:

«Никогда не упускайте из виду, — Англия торжествует на морях потому, что англичане там сильнее. Поэтому естественно, что поскольку Франция сильнее всех на суше, тут должна торжествовать французская торговля»[152].

Хотя эти слова относятся к 1810 г., выраженная в них мысль всё время составляла фундамент французской политики. Так, французские производители взывали о помощи ещё с 1804 г.; запрет 1806 г. на хлопчатобумажную продукцию был направлен против европейских конкурентов так же, как и против Британии, а одной из первых задач, поставленных перед Шампаньи (Champagny), когда 1807 г. он стал министром иностранных дел, было найти способ заставить германские государства понизить пошлины и облегчить прохождение французских товаров. И мирные договоры имели экономическое измерение: например, в 1809 г. в намерения Наполеона входило, чтобы победа над Австрией сопровождалась снижением пошлин. За пределами Франции возможности императора были ограничены (хотя организация новых сухопутных торговых путей в Левант, обходивших иностранную территорию, привела к многочисленным банкротствам). Однако для таких государств, как Итальянское королевство, последствия были очень серьёзными. Так, с 1806 г. посредством ряда мер запрещался ввоз всего текстиля, кроме поступавшего из Франции, вводились препятствия для развития национальной промышленности, особенно шелкоткацкой, уменьшались пошлины на ввозимые из Франции товары и запрещался вывоз шелкового сырья во все страны, кроме Франции (внимание к шёлку отражает как важность итальянской шелкоткацкой промышленности, так и решимость добиться монопольного положения лионской шелкоткацкой промышленности). Далее, после заключения с Баварией договора, по которому пошлины на торговлю между двумя странами сокращались на 50 процентов, он был немедленно аннулирован. Голландия также обнаружила, что экспорт в Бельгию её собственных товаров и товаров из Германии, пересекавших её территорию, урезан, что такие ввозимые товары, как валлонские льняные ткани и изделия, внезапно наводнили её рынок и что некогда перевозимые по Рейну и Ваалю товары из Германии теперь направляются в Антверпен. В Германии очень серьёзно пострадали Вестфалия и Берг. В Вестфалии пошлины на импортную продукцию не выходили за пределы шести процентов от стоимости, а вывоз некоторых товаров, таких как пиво и бренди, облагался большими налогами. Берг между тем был одним из ведущих центров германской промышленности, производящим ткани и металлические изделия и выступающим в качестве перевалочного пункта для транзита продукции из остальной части Германии во Францию. Теперь промышленность Берга оказалась в тяжёлом положении, а его традиционные рынки закрылись, вследствие этого его экспорт постепенно упал с 60 миллионов франков в 1803 г. до всего лишь 12 миллионов в 1812 г. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что бергские промышленники всё больше склонялись присоединиться к Франции, рассматривая её как свою единственную надежду. Сама перспектива такого развития событий пугала конкурентов в находящейся под французским правлением Рейнской области и по этой причине встречала там решительный отпор. Но даже если бы присоединение Берга и состоялось, нет никакой гарантии, что это принесло бы большую пользу, поскольку на территориях, присоединённых к империи, обычно продолжалось их угнетение. Так, в Пьемонте шелкоткацкая промышленность подвергалась примерно таким же ограничениям, как и в Италии, а Голландия и ганзейские города остались за пределами зоны французских пошлин. Конечно, всё это встречало сопротивление — независимые германские государства и даже находившийся под управлением Мюрата Неаполь отвечали возведением своих таможенных барьеров, — но в конечном итоге с помощью политики такого рода удалось добиться значительных успехов. Промышленное развитие Франции при Наполеоне будет рассмотрено в одной из последующих глав, а здесь стоит лишь процитировать относящееся к 1807 г. восторженное высказывание одного предпринимателя: