Наполеон. Отец Евросоюза - [98]

В Суассоне было сожжено дотла 50 домов, в Мулене – 60, в Мениль-Селльере – 107, в Ножане – 160, в Бюзанси – 75, в Шато-Тьерри, Вельи и Шавиньоне – по 100 с лишним, в Атьи, Мебрекуре, Корбени и Класи – все. Исправно следуя урокам Ростопчина, казаки всюду прежде всего разбивали пожарные снаряды. Пламя пожаров освещало сцены бесчеловечной жестокости. Мужчин закалывали саблями или штыками; обнаженные и привязанные к ножкам кровати, они вынуждены были смотреть, как насиловали их жен и дочерей; других пытали, секли или жарили на огне, пока те не укажут, где спрятаны деньги. Кюре в Монландоне и Роланпоне (Верхняя Марна) остались мертвыми на месте. В Бюси-ле-Лонг казаки обуглили ноги слуги по имени Леклерк, оставшегося сторожить господский дом; так как он все же упорно молчал, то они набили ему рот сеном и зажгли. В Ножане дюжина пруссаков почти разорвала на части торговца сукном Обера, таща его за все четыре конечности, и только благодетельная пуля прекратила его страдания. В Провене бросили ребенка на горящие головни, чтобы развязать язык его матери. Алчность и разврат не щадили ни малых, ни старых. У восьмидесятилетней женщины на пальце было кольцо с бриллиантом; кольцо было тесно; удар саблей – и палец отлетел. Насиловали семидесятилетних старух, двенадцатилетних девочек. В одном только округе Вандевр было подсчитано 550 человек обоего пола, умерших от истязаний и побоев. Одна замужняя крестьянка Олливье, после того как казаки надругались над ней, подобно Лукреции не снесла позора и утопилась в Барсе.

Озлобляя население, эти зверства казаков и пруссаков примиряли с Наполеоном людей, враждебных ему, и заставляли мирных жителей браться за оружие. В Лотарингии, Франш-Контэ, Бургундии, Шампани, Пикардии крестьяне вооружались вилами и старыми охотничьими ружьями, утаенными от правительственных и вражеских реквизиций, подбирали на полях сражений ружья убитых и нападали на небольшие или только что разбитые неприятельские отряды. В Монтеро, в Труа, под конец сражения, жители осыпали австрийцев градом черепиц и мебели и стреляли в них сквозь ставни и отдушины погребов. В Шато-Тьерри мастеровые провели под прусскими ядрами барки с гвардейцами. Побережные жители Нижней Марны за четыре дня переловили 250 русских и пруссаков. На дороге из Шомона в Лангр ватага крестьян освободила 400 солдат из корпуса Удино, взятых в плен у Бар-сюр-Об. Между Монмеди и Сезанном, на протяжении в сорок с лишним миль по прямой линии, все села совершенно опустели, а жители их в соседних лесах из-за засады тревожили неприятеля. В Бургундии, Дофинэ, в охваченных поголовным восстанием Арденнах, в Аргонне, где проходы охранялись двумя тысячами партизанов, в Нивернэ, Бри, Шампани крестьяне правильными дружинами, или просто сзываемые набатом, дрались рядом с регулярными войсками. Рощи, опушки лесов, берега рек и прудов, проезжие дороги кишели партизанами. Банды в 10, 20, 50, 300 человек, вооруженных охотничьими ружьями, вилами и топорами, сидели в засадах, готовые напасть на проходящий неприятельский отряд или рассыпаться и исчезнуть при появлении целой неприятельской колонны. Военнопленные офицеры союзных армий признавались, что восстание крестьян держит в трепете их солдат.

Шатильонский конгресс. Сомнительно, чтобы союзники желали мира во время конгресса в Праге; еще более сомнительно, чтобы они готовы были согласиться на мир во Франкфурте, – и несомненно, что они решительно не желали его в ту минуту, когда отсылали своих уполномоченных в Шатильон. Со времени вступления союзных войск во Францию низложение Наполеона было молча решено. Англия желала Бурбонов. Регентство Марии-Луизы могло льстить императору Франции как отцу; но как государь он под влиянием Меттерниха и Шварценберга был против этой комбинации. Прусский король был готов содействовать реставрации, но лишь в том случае, если его армия, до исступления охваченная жаждой мести, предварительно зальет Францию огнем и кровью. Русский царь, в принципе не совершенно враждебный Бурбонам, считал их возвращение пока невозможным, думая, что Франция их отвергнет. Определенного плана у него не было; его тонкий и мечтательный ум колебался между разными проектами: возвести на императорский престол Бернадотта, предоставить регентство Марии-Луизе, созвать большое собрание депутатов, которые сами решили бы участь Франции. Его не пугала даже возможность провозглашения республики. Впрочем, им неотступно владела одна мысль: Наполеон вступил в Москву, а он хотел вступить в Париж.

Между тем министры союзных держав уже три месяца афишировали свои миролюбивые намерения. Во Франкфурте 9 ноября они официозно предложили открытые переговоры о мире на условии ограничения Франции ее естественными пределами; 25 ноября они официально заявили, что «готовы начать переговоры», 1 декабря – что «первое употребление, какое государи сделали из своей победы, заключалось в предложении мира французскому императору»; после всего этого отказаться от созвания конгресса значило озлобить весь французский народ и оскорбить саму Европу, жаждавшую мира не меньше Франции. Наполеон со своей стороны согласился начать переговоры с целью доказать свою готовность к миру, но не веря в возможность соглашения.