Наполеон. Отец Евросоюза - [101]

Шварценбергу надоело скрываться, и он самовольно и вопреки всякому ожиданию решил прервать свое отступление и дать сражение. Опрокинутые и затопленные потоком неприятельской конницы, слабые эскадроны Себастиани были охвачены паникой и в беспорядке поскакали к Арсискому мосту. Император, со шпагой в руке, стрелой промчался среди них, опередил их у самого моста и здесь, обернувшись к ним лицом, крикнул громовым голосом: «Кто из вас перейдет мост раньше меня?» Беглецы остановились, и Наполеон снова повел их в атаку на неприятеля. Вскоре показалась на правом берегу Оба старая гвардия. Ветераны Фриана и новобранцы Нея до ночи выдерживали, не уступая ни пяди, все атаки вражеских полчищ.

На следующий день, с прибытием части небольшой императорской армии, силы Наполеона достигли 28 000 ружей и сабель, но он занимал угрожаемую позицию, с рекой в тылу, и имел перед собой стотысячное неприятельское войско. Однако Шварценберг колебался напасть на него и решился на атаку лишь после полудня, когда увидел, что французы начинают спокойно отступать. На войне больше, чем где-либо, потеря времени – вещь непоправимая. Тщетно русско-австрийская армия быстро двинулась на врага: когда она стала подходить к Обу, больше двух третей французского войска достигло уже правого берега Оба. Отступление бесстрашно прикрывали 6000 испанских ветеранов генерала Леваля, укрепившиеся в городе. Они покинули свой пост лишь с наступлением ночи и, отступая, взорвали главный Арсиский мост.

20 марта Шварценберг не сумел сокрушить французскую армию. 21-го он, не двигаясь с места, дал ей перейти реку на расстоянии выстрела своих безмолвных пушек. Благодаря своей нераспорядительности и нерешимости он дважды в продолжение тридцати часов упустил случай одержать решительную победу. Имея дело с таким противником, как бы велики ни были его силы, мог ли Наполеон хоть на минуту отчаяться в успехе?

Движение союзников к Парижу; двукратный бой у Фэр-Шампенуаза. Два дня, следовавшие за сражением у Арсина-Об, союзники оставались в неизвестности относительно направления, по которому двинулся Наполеон. Лишь 23 февраля после полудня они узнали, что он перешел Марну и идет к Сен-Дизье и Жуанвиллю с целью напасть сзади на их главную армию. Получив это известие, Шварценберг созвал военный совет. Предложение, которое первым было высказано здесь, доказывает, что многие из генералов союзной армии растерялись совершенно. Сущность их мнения заключалась в следующем: «Наполеон стоит уже на нашей операционной линии; он опередил нас двумя днями и угрожает Шомону. Следовательно, мы должны обезопасить наши сообщения со Швейцарией посредством параллельного форсированного марша на Вандевр, Бар-на-Сене и Шатильон. Отсюда мы двинемся либо к Лангру, либо к Дижону и Везулю». Эта операция представляла собой ничто иное, как отступление, притом – отступление крайне пагубное с моральной и чрезвычайно опасное с военной точки зрения. По единодушному суждению немецких, английских и русских историков, оно повлекло бы за собой самые тяжкие последствия. Отступи союзная армия до Рейна и даже, как говорил Дибич, за него, – потеряны были бы плоды десяти сражений, двухмесячной кампании, богемскую армию охватила бы деморализация, силезской армией, которая одна осталась бы на французской территории, овладел бы панический страх, обозы и магазины были бы разграблены, артиллерийские парки достались бы врагу, войска были бы преследуемы и разъединяемы Наполеоновскими солдатами и тревожимы вооруженными крестьянами, пришли бы в полное расстройство и подверглись бы всем ужасам панического бегства.

Однако великую опасность этого отступления, бросающуюся нам в глаза на расстоянии века, заметило и большинство членов совета. На обсуждение был поставлен другой план кампании, подсказанный приближением силезской армии через Шалон. Речь шла о том, чтобы совсем отказаться от коммуникационных линий в Швейцарию и открыть себе новые – в Голландию, через Шалон, Реймс и Монс. Для этого нужно было только соединиться с армией Блюхера, после чего обе армии дружно двинулись бы против Наполеона и дали бы ему сражение между Витри и Мецом. После коротких прений совет принял этот план, который, хотя и был для союзников много выгоднее первого, – как нельзя лучше соответствовал и замыслам, и предсказаниям Наполеона. Его ловкий маневр удался – союзники попались на удочку: они последуют за ним под выстрелы крепостных орудий. И теперь, как в предыдущие кампании, увенчанные великими победами, войну направлял Наполеон, заставляя противников исполнять его волю и, так сказать, диктуя неприятельским армиям их собственные движения.

К несчастью, случайное происшествие открыло глаза союзникам. Казаки, поймав гонца из Парижа, нашли у него пакет с депешами, адресованными Наполеону. Это были конфиденциальные сообщения высших сановников империи, крайне удрученные и изображавшие положение дел в самом мрачном свете. Здесь говорилось об истощении казначейства, арсеналов и магазинов, о разорении народа, о сильном брожении и возрастающем недовольстве парижского населения. В одном из этих писем, подписанном, как говорят, герцогом Ровиго, сообщалось, что в Париже есть группа влиятельных лиц, которая проявляет открытую вражду к императору и может стать чрезвычайно опасной в том случае, если бы неприятель приблизился к столице. Такие же сведения уже раньше получил император Александр от роялистских эмиссаров, вроде барона Витролля; но он не дал им веры. Теперь, когда они подтверждались более достоверными свидетельствами, с ними можно было считаться. Царь целую ночь обдумывал новый план, состоявший в том, чтобы решительно идти на Париж, игнорируя армию Наполеона; наутро, 24 марта, твердо решившись, он убедил Шварценберга принять этот план. Было решено, чтобы главная союзная армия и армия Блюхера завтра же начали параллельное движение к Парижу, между тем как генерал Винцингероде с конницей в 10 000 человек, орудиями и отрядом пехоты последует за Наполеоном в направлении к Сен-Дизье, всеми возможными способами внушая ему мысль, что его преследует вся союзная армия.