Наполеон - [164]

Этим утром Наполеон решил набросать проекты воззваний и написать прощальное письмо жителям Эльбы. Так как у Дрюо была тысяча дел, а Бертрану они договорились пока ничего не рассказывать о приготовлениях, ему пришлось писать самому. Дело было непривычным для него и потому вызывало утомление. Он настолько привык к диктовке, что слова, нацарапанные карандашом, появлялись на свет с трудом. Он разорвал два варианта воззваний и решил отложить работу на завтра. Но прощальное письмо он всё же написал, адресовав его доктору Лапи, возведённому в звание генерала, будущему губернатору острова. Оно оказалось на удивление коротким:

«Я покидаю остров Эльбу. Вполне узнав нравы жителей острова, я вверяю им обеспечение безопасности этой страны. Я не могу предоставить им более серьёзных доказательств моего доверия кроме того, что оставляю свою мать и сестру на их попечение в ситуации, когда войска покидают остров. Члены совета и все жители острова могут рассчитывать на моё к ним расположение и особое покровительство».

Закончив, он спустился вниз со сверкающего под солнцем утёса, чтобы искупаться.

В эту же субботу полковник Кемпбелл поехал в Ливорно. Перед тем как покинуть Флоренцию, он стремился получить аудиенцию у всесильного Кука. Ему хотелось получить от него какие-либо сведения, представляющие чрезвычайную важность для Наполеона, — относительно денег, Марии-Луизы, Пармы и так далее.

Мистер Кук ответил ему крайне саркастично: «Вы можете сказать Наполеону, что все эти вопросы сейчас решаются в Вене на основе взаимных компромиссов. Однако он должен понимать, что между суверенами не может не быть разногласий. Никто больше о нём и не вспоминает — как будто его и вовсе не было».

Полковник приехал в Ливорно, чувствуя себя гораздо лучше и немного успокоившись. Жалко, конечно, что он не встретил княгиню Полину в Лукке. А может, и к счастью. Он не знал, как бы повёл себя, встретив её, например, в одежде моряка (про неё рассказывали жуткие истории). От одной мысли об этом полковник покраснел.

В Ливорно он нашёл встревоженное послание от месье Ричи, в котором, несмотря на обилие абсурдных по своей противоречивости и путаных сообщений, содержались сведения такого характера, что могли возникнуть самые серьёзные подозрения». Например, месье Ричи сообщал, что «Этуаль» 16 февраля отплыла в направлении Лонгоне с грузом боеприпасов и солонины, а затем вернулась обратно. Кроме того, два обитых железом судна из Рио прибыли в Портоферрайо без полезного груза. Имелись подозрения, что на борту брига «Инконстант» и трёх других судов находились боеприпасы и продовольствие.

Полковник терялся, какие выводы можно делать из всего этого.

Полковник теперь действует крайне энергично и проявляет большую подозрительность, чем когда бы то ни было... Поступило сообщение, что войска находятся в ожидании грядущих крупных событий. Отовсюду постоянно поступают донесения, поэтому не всегда можно определить, что кроется за ними. Говорят, что Наполеон, выйдя на лодке в море, отсутствовал всю ночь...

Во имя Господа — почему?

...Несколько дней назад у Наполеона была встреча с матерью, продолжавшаяся два часа. Было замечено, что после разговора она была очень расстроена необходимостью расставания с сыном и возвращения домой. Она уже отдала распоряжение немедленно упаковать часть своих вещей...

Весь день полковник находился в страшном волнении. Подумать только, меньше чем в пятидесяти милях отсюда «чудовище» вот-вот вырвется на волю, а британский флот находится в полном неведении, да и у него нет корабля. Бедный Кемпбелл! Но ведь сам виноват! Корабль британского флота впустую потратил почти целый день на ненужное обследование Пальмиолы. Капитану Ади даже не разрешили сойти на берег в соответствии, как потом доложил он, «с приказом Бонапарта, запрещающим посторонним лицам находиться там».

Субботний вечер в Портоферрайо, как всегда, был весёлым, хоть никому не было дозволено выходить за ворота города, а солдатам было приказано находиться в казармах до пяти часов. Приготовления были закончены, и этим вечером, перед самым заходом солнца, предполагалось посадить войска на корабли. Однако планы расстроились из-за «Партриджа», курсировавшего неподалёку. В пять часов его заметили с фортов. Не исключалась возможность захода корабля в гавань. Время было упущено, начинать операцию было уже слишком поздно, поэтому ворота казарм открылись, и гвардейцы направились в город. Приказ о необходимости оставаться в казармах принёс много волнений жителям города и солдатам, в обычных разговорах любовников чувствовалась грусть по поводу скорого расставания. Тут и там слышался шёпот: «А ты будешь вспоминать обо мне?» Капрала Джуалини много раз просили, соблазняя выпивкой, пересказать в деталях Дунайский план, и вскоре он уже едва держался на ногах.

Офицеры тоже развлекались, но более сдержанно. В верхней комнате гостиницы «Альберго Апьяно» капитан Ламуре после двух стаканов алеатико со всевозможной серьёзностью разъяснял стратегию будущего похода:

   — Мы поплывём в Иерусалим. Это единственная крупная столица, за исключением Лондона, где мы не были вместе с императором. Когда он мог войти в Иерусалим как победитель, он сказал: «Нет, я не сделаю этого». Но теперь всё по-другому. Франция для нас закрыта. Франция закрыта для нас. Конечно, очень жалко, потому что у меня там осталась любимая жена. Капитан Лаборд, ты как считаешь? — спросил он сурово.