Наполеон - [142]

Но от юной голубки не было никаких вестей, и одинокий муж коротал время, занимаясь меблировкой или украшением дома, либо бродил по террасе, вглядываясь в морскую даль.

«У него с собой было несколько гравюр, — вспоминал Пон, — которые он купил в Риме. Наполеон осмотрел и по достоинству оценил их так, как если бы сам изучал искусство гравировки. Внезапно он резко оторвался от Своих дел, сильно покраснел и, весь дрожа, закричал: «Это Мария-Луиза!» Этот крик души лишил нас всех дара речи. Мы с беспокойством глядели на него. Он заметил это и попытался взять себя в руки. Внимательно рассматривая изображение на гравюре, он делал замечания относительно той или другой черты. Потом он взял в руки следующую гравюру. На ней был изображён король Рима. «Мой сын!» — произнёс он. Я и не надеюсь описать те тёплые и глубокие отеческие чувства, которые он вложил в эти слова. Это была такая трогательная сцена, что я никогда не смогу забыть её. Нежность, горечь, счастье, скорбь, надежды, разочарования, настоящее, прошлое и будущее — всё слилось в этом глубоко задушевном возгласе: «Мой сын!» Это не было криком — вряд ли кто-либо слышал его. Я не могу описать, что было. Император поднёс гравюру к лицу и опять прошептал: «Мой сын!» Потом наступило продолжительное молчание, мы не смели вздохнуть. На полчаса он замкнулся, изучая гравюру, а когда оторвался, то выглядел усталым. Затем он без слов сел в экипаж. Все чувствовали себя неловко за то, что подвергли его чувства такому испытанию. Несколько дней он был в депрессии».

Глава 9 КОРОЛЕВСКАЯ «ИДИЛЛИЯ»

Первого сентября, после захода солнца, к Портоферрайо приблизился странный бриг, гонимый лёгким попутным ветром с севера. Всю вторую половину дня Наполеон наблюдал за ним с высоты в бинокль и был заинтригован. Бриг просигналил красными и зелёными огнями и потихоньку вошёл в гавань. Предупредительного выстрела из орудия форта не последовало, и к бригу даже не направили карантинную шлюпку. Во всём этом было что-то странное. На берегу шептались, так как на бриге не было опознавательных огней, а все чужие корабли, подходящие к острову после захода солнца, бросали якорь вне гавани. Вместо того чтобы остановиться у мола, странное судно, влекомое последним дуновением стихающего бриза, проследовало через весь залив. Корабль, едва различимый в поздних сумерках, бросил якорь недалеко от побережья. Всё на корабле происходило под покровом тайны: моряки очень тихо свернули паруса и опустили шлюпку на воду. Говорили они мало и приглушёнными голосами. Их поведение наводило на мысль о высадке контрабандистов.

На юте стояла женщина под вуалью, одетая в длинный плащ. Она держала за руку маленького мальчика четырёх или пяти лет, который беспрерывно задавал ей вопросы. Кроме них на корабле были ещё одна женщина и высокий мужчина в военном мундире и золотых очках. Женщина разглядывала высокие горы, тянувшиеся на семь миль к западу и заслонявшие собой звёздное небо.

Капитан вглядывался в низкий берег, где ничего не было видно, кроме скал и нескольких олив.

Все ждали. Стояла полная тишина. Слышны были только лёгкий шелест волн, набегавших на берег, и тихий гул голосов, доносившийся из маленького городка.

Внезапно звонкий голос мальчика нарушил тишину:

   — Мама, а где живёт мой папа?

   — Вон там, дорогой мой. — Она попросила его вести себя потише и указала в сторону огоньков, отражавшихся в воде.

   — А он живёт во дворце?

   — Да, мой милый, — прошептала она.

   — И мы там будем жить?

   — Тише, дорогой, — сказала она.

   — Тише, — повторил капитан. Ему показалось, что он слышит стук копыт и скрип колёс экипажа. Он не ошибся. В этот момент в оливковой роще мигнул фонарь, и кто-то приглушённо свистнул два раза. Низко склонившись, капитан помог пассажирам спуститься в лодку.

   — Доброй ночи, ваше величество, — прошептал он сначала женщине, а затем ребёнку. Он был уверен, что под вуалью прячет своё лицо императрица.

Помощник капитана направил лодку к устью маленького ручейка, откуда им сигналил белый огонёк. Рядом с фонарём, держа шляпу в руках, стоял генерал Бертран. Мальчик обратился к нему с лодки:

   — Это ты мой папа?

   — О, Боже, — пробормотал гранд-маршал. Этим вечером он часто повторял эту фразу.

Оливковая роща напоминала теперь кавалерийский лагерь. Здесь гостей ожидала императорская карета, запряжённая шестёркой взмыленных лошадей, а также грациозная верховая лошадь императрицы с особым седлом, которое наконец пригодилось. Рядом стояли ещё несколько осёдланных лошадей и два мула для багажа в сопровождении нескольких конюхов.

Женщины и ребёнок сели в карету, мужчина поехал верхом.

   — Мама, смотри — сказочный замок! — показал мальчик через залив, когда они выехали из рощи. Восходящая луна очерчивала своими серебристыми лучами утёсы и форты Портоферрайо. Постепенно в темноте вырисовывались горы, долины и виноградники. Вскоре серебряным светом было залито всё побережье, и удивлённые женщины согласились с мальчиком в том, что они действительно попали в сказочную страну... хотя дороги в этой стране были на удивление ухабистыми.