Наполеон - [117]

За обедом Дюрок сразу же стал её корить, что она не надела бриллиантов. Она в ответ протестовала: как она может носить такой подарок? Он усталым тоном прочёл ей лекцию о трагизме высокого положения в обществе, о том, что Наполеону необходима родственная душа, которая бы его понимала, о всём великолепии миссии, выпавшей на её долю, миссии, которой может позавидовать любая женщина.

   — Посмотрите, мадам, он не смотрит ни на кого, кроме вас, даже когда беседует с маркизом, — и это было правдой. При сменах блюд его рука всё время лежала на груди, под сердцем. — Вы придёте сегодня вечером? Он только что велел мне напомнить вам о вашем обещании.

   — Я приду. — Сегодня она чувствовала себя лучше. Все эти настойчивые уговоры вселили в неё уверенность. Она сможет противостоять все этим мужчинам — она спасёт и Польшу, и себя.

Вечером, в обстановке той же секретности и безмолвия, драгоценное создание вновь доставили во дворец.

Наполеон был как иголках.

   — Наконец-то! — сказал он. — Я уже оставил надежду...

Он снял с неё плащ.

   — Вы не должны носить чёрное, — произнёс он. — Я не выношу чёрного.

   — Извините. Но я люблю чёрное, — сказала она. Она не потеряла уверенность в себе. Ей казалось, она знает, как управлять императором.

Он остановился перед её креслом и сурово обратился к ней:

   — А теперь, мадам, сделайте одолжение, объяснитесь. Зачем вы приехали в Брони? Зачем было сначала привлекать, а потом отталкивать меня? Почему вы отвергли мой цветы — даже лавры? Что вы с ними сделали? Просто смешно! Я всё время держал руку под сердцем. Ваша — не двигалась. Только однажды вы дали мне знак. — Сам себя доведя до ярости, он сдвинул брови и закричал: — Вот истинная дочь Польши! Ваше поведение даёт мне право думать, что у меня сложилось правильное мнение о вашей стране!

Что он имеет в виду? Глубоко встревоженная его приёмом и его словами, она, заикаясь, проговорила:

   — О, сир, молю вас, в чём же состоит ваше мнение?

   — Поляки? Они — как воздушные шарики! Страстный порыв может увлечь их, но они слишком непостоянны, чтобы поддаваться управлению. Безалаберные мечтатели! Их энтузиазм — как морской шторм: только что был пугающе могуч и вдруг развеялся. Они не способны управлять своими чувствами — или сохранять их постоянство. Таковы поляки, мадам, и, я боюсь, таковы вы сами! Почему, как вы думаете, на протяжении всей истории с вашей страной вечно происходили несчастья? Почему её подвергали разделам, грабили, мордовали, разоряли? Неужели вы думаете, это никак не связано с национальным характером поляков? Разве я приглашал вас в Брони? Разве вы не примчались туда как полоумная, чтобы меня увидеть? Вы приступом пленили моё сердце этими огромными, сияющими глазами — взглядом Жанны д’Арк — и затем исчезли. Вы спрятались! Я сделал всё, чтобы отыскать вас, а когда нашёл, то вы — как глыба льда. Что всё это значит?

Она ни слова не проронила в ответ. Она была слишком напугана, чтобы заплакать снова. Она просто Не отрываясь смотрела на него округлившимися трогательными глазами. Он не был груб, в его словах не было ярости, но его переполняла горечь. Посмотрев наконец на себя его глазами, она должна была признать, что в его упрёках есть доля истины. Это было правдой: она относилась к нему как к Богу, а потом отвергла его. И — хуже всего: она, кажется, погубила свою страну.

— А теперь позвольте мне сказать вам, мадам! Когда я хочу чего-нибудь невозможного, я хочу этого ещё сильнее и яростней! Невозможное превыше всего подхлёстывает и вдохновляет меня! — Страстный порыв давно уже овладел им. — Я заставлю вас полюбить меня, я заставлю — вы понимаете? Я возвратил вашей стране место на карте! Благодаря мне — мне одному — хотя бы остатки Польши опять сделались государством! И я сделаю ещё больше. Но, мадам, — он достал из кармана маленькую табакерку и поднёс к её лицу, — будьте уверены, что вот так, как я сломаю у вас на глазах эту табакерку, я сокрушу Польшу и все ваши надежды! Окончательно и бесповоротно — если вы доведёте меня до предела и отвергнете мою любовь!

Табакерка треснула в его кулаке, и он бросил в сторону осколки. Наткнувшись на его взгляд, польский воздушный шарик лопнул, и всё мужество покинуло графиню. Несчастная осела на пол, лишившись чувств. Крупинки нюхательного табака, вившиеся в воздухе, медленно падали на неё.

Придя в себя, она уже и помыслить не смела, что способна управлять императором, что может противостоять мужчинам. Наполеон одержал ещё одну победу.

Глава 2 «ПОЛЬСКАЯ ЖЕНА»

Но это стало победой обеих сторон. Мария не была гусарской девочкой для утех, которую можно затащить в постель и тотчас забыть. Император тоже оказался в плену. Ночные визиты сделались регулярными как смена караула. Один из самых оскорбительных для церкви грехов свершился. Конечно, поначалу она пала в объятия своего завоевателя из чувства патриотизма, мечтая о будущей награде — самостоятельной и единой Польше. Осмелев до дерзости, Мария заговаривала о Польше каждую ночь, чётко запоминая наставления, которые днём получала от государственных деятелей. И Наполеон, с уважением относясь к первой женщине в его жизни, которая ничего не просит для себя, по крайней мере её выслушивал.