Наполеон и Жозефина - [61]

Окончательно побежденный, Император надел свой мундир и ушел, рассердившись на себя, что не умеет маскироваться, как все остальные. К счастью, у него были другие утешения.

Жозефина подозревает, что Наполеон был любовником своей сестры Полины

Семейный покой человека нарушается недоверием.

Ла Брюйер

В это утро Наполеон диктовал свои декреты, заканчивая каждую фразу грубым ругательством, которое хорошо образованные секретари не решались перенести на государственные бумаги.

Император был зол на своего брата, князя Жерома. Этот молодой человек двадцати трех лет очень любил над всеми подшучивать, хотя "имел несчастье делать это глупо". Наполеон только что узнал из доклада Фуше, что накануне Жером, прогуливаясь с несколькими такими же шутниками в Люксембургском саду, подошел к одной престарелой даме, одетой в старомодное платье, и сказал ей:

— Мадам, я большой любитель антиквариата и не могу видеть вашего платья, не испытывая желания запечатлеть на нем поцелуй восхищения и почтения. Вы позволите мне сделать это?

Дама любезно ответила ему:

— Охотно, мсье. А если вы соблаговолите прийти завтра ко мне, вы сможете поцеловать и мой зад, который почти на пятьдесят лет старше моего платья.

Эта проделка Жерома не понравилась Наполеону, который приложил столько усилий, чтобы поднять своих родственников до княжеского титула, и он не смог смириться с тем, что его младший брат продолжает вести себя, как проходимец. Он вызвал его к себе, строго отчитал и отправил обратно, сказав: "Ты недостоин титула, который я тебе дал. Я запрещаю тебе впредь появляться здесь".

После обеда в Тюильри пришла Полина, чтобы уладить неприятный инцидент между братьями. Она долго говорила Императору о Шарле Буонапарте — их отце, что ему было бы больно, если бы он узнал о размолвке между сыновьями, вспоминала их детство в Аяччо, говорила о долге быть едиными, как если бы не было счастливых событий, сделавших их первыми князьями Европы, и они навсегда остались маленькими Бонапартами, собиравшимися в тесный кружок подле их матушки…

У Наполеона на глазах появились слезы, и он простил брата. Полина воспользовалась этим для новой атаки на Жозефину, ненавидимую всем корсиканским кланом.

— Это она настраивает тебя против нас. Она разъединила нашу семью, она не может подарить тебе наследника.

Наполеон опустил голову. Полина затронула больную тему, не дававшую ему покоя ни днем ни ночью. Вот уже десять лет он спрашивал себя, кто же из них — он или Жозефина, виноват в том, что у них нет сына.

— Это она не может больше иметь детей, — сказала Полина. — Надо развестись…

Но Наполеон не был, в отличие от нее, уверен в своих детородных возможностях. Ведь ни одна из его любовниц не дала ему доказательств его способности зачать сына. Он с грустью обнял сестру и отправился в свой кабинет.

Естественно, Жозефине доложили о визите Полины. Ее опять охватила ревность и, чтобы скрыть свою мертвенную бледность, она увеличила обычную порцию румян. Чувство горечи, подогретое чрезмерным воображением, толкнуло ее на бессмысленный поступок.

Послушаем Луи Фавра, который был последним секретарем канцлера Волнея Паскье:

"Несколько охладев к Наполеону, Волней остался верен Жозефине, уважавшей его за трезвый ум, и к которой он сам испытывал искренние дружеские чувства. Чтобы чаще видеть его, она предоставила ему апартаменты в павильоне Марсан, и именно там произошел случай, рассказанный его невольным свидетелем.

В течение зимы 1806 года Волней по воскресеньям часто беседовал с одним из своих друзей. Беседа шла об Америке, о которой Волней всегда говорил с грустью, сожалея, что ему пришлось покинуть эту страну. Вдруг яростный звон колокольчика заставил его прерваться на середине фразы. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Жозефина, протянув ему обе руки:

— О, друг мой, как я несчастна! — и она разрыдалась.

Собеседнику Волнея стало неловко присутствовать при этой сцене, и он отошел к камину, пытаясь незаметно выйти. Но Императрица, мечась по комнате и заламывая руки, помешала ему сделать это.

— Успокойтесь, мадам, — сказал Волней, привычный к приступам ревности у Жозефины. — Успокойтесь, Император любит вас, и вы это знаете.

Но слезы Жозефины потекли с новой силой, и она произнесла, выговаривая каждое слово с ненавистью:

— Если бы вы знали, что я видела! Я видела… его… в объятиях Полины!..

Облегчив душу таким доверительным признанием, она как вихрь вылетела из комнаты…"

Так из-за гнева Жозефины стали распространяться слухи, с радостью подхваченные врагами Императора. И эта клевета полностью на совести Жозефины.

"Коронованная куртизанка, — пишет Анри д’Альмера, — она была способна, как и все подобные ей женщины, выдумать хитроумную ложь и тут же поверить в нее. Ее собственная личная жизнь в течение многих лет извратила ее воображение, заставив предполагать и у других наличие дурных инстинктов. Впрочем, она всегда ревновала золовку к своему мужу, и эта ревность не останавливалась ни перед клеветой, ни перед ложью. И если принять во внимание ее характер, ее прошлое, ее истерический темперамент, нельзя доверять ни одному из ее утверждений. Она приняла за кровосмесительную любовь живое братское чувство, несколько экзальтированное на итальянский манер, — именно это нам кажется наиболее вероятным".