Наполеон и Мария-Луиза - [84]

Несколько дней спустя Наполеон производил большой смотр во дворе Тюильри. Внезапно по непонятной причине лошадь капитана Канувиля начала пятиться и ударила в бок императорскую лошадь.

Взбешенный Наполеон обернулся, увидел Канувиля и заметил на нем горностаевую гусарку.

— Кто этот офицер? — закричал он. В этот момент он узнал и алмазные пуговицы, подаренные им сестре в Италии. Гнев императора был ужасен.

— Бертье! — завопил он. — Что делают здесь эти м…ки, которыми вы себя окружили? Почему они не в военной школе? Что означает эта праздность, когда где-то все время звучит пушечная канонада? Бертье!.. Обо всем вам приходится говорить, сами вы ничего не замечаете!..

Растерянный Бертье по своей дурной привычке грыз ногти, ничего не отвечая.

— Так вот, — гаркнул император. — Пусть господин де Канувиль сегодня же вечером отправится в Португалию. Наверняка ведь нужно отвезти почту принцу д'Эслингу, вот он и доставит письма…

Этот случай вызвал громкий скандал при дворе. Тем же вечером слишком элегантный капитан ехал по направлению к Пиренеям, а Полина, оставшись в одиночестве, уже подыскивала нового любовника…

Пока принцесса Боргезе «питалась на стороне», как обычно говорят теологи, обсуждая проблему адюльтера, Канувиль прибыл в Саламанку и представился герцогине д'Абрантес.

Его оставили ужинать, и он рассказал о своем романе с Полиной, случае с горностаевой гусаркой и гневе императора. Герцогиня, видя, как он «умирает от печали», поняла, что может устроить прекрасное развлечение для своих гостей. Она очень ловко расспросила Канувиля о прелестях и скрытых достоинствах принцессы Боргезе.

Начав, храбрый капитан уже не мог остановиться. Плача, он описал внимательным слушателям ночи любви, проведенные с Полиной, позы, которые она любила, ласки, которые она требовала и которые дарила сама.

То явное удовольствие, которое он получал от собственного рассказа, извиняло его нескромность. Так что гости герцогини очень скоро начали задавать ему самые невероятные и смелые вопросы о достоинствах его чудесной партнерши.

Одних интересовал цвет волос на лобке Полины, других — слова, которые она произносила в момент наивысшего наслаждения, некоторые хотели знать, как быстро «затвердевают у нее соски»…

И Канувиль, горько рыдая об утерянном рае, отвечал, не утаивая ни малейшей детали.

Никогда еще обеды госпожи д'Арбантес не проходили так удачно.

В полночь капитан с омытым слезами лицом покинул дом Жюно в компании генерала Тьебо.

Послушаем, как генерал описывает окончание этого необычного вечера:

«Я думал, что он расстанется со мной и пойдет домой, но он вдруг остановился и прямо посреди улицы снова стал жаловаться:

— Мой генерал, — сказал он мне, — неужели у вас хватит мужества покинуть несчастного молодого человека?

— Конечно, нет, — ответил я, — в те дни, когда вы не будете обедать или ужинать у герцогини, считайте себя приглашенным ко мне.

— А сегодня ночью?

— Сегодня? Но вы же сейчас отправитесь спать.

— Куда?

— Черт возьми, но вам же приготовили постель в вашей квартире?!

— Но у меня нет квартиры.

— Как? Вы не наняли себе квартиру по приезде?

— Нет, мой генерал, и, если вы меня покинете, я на знаю, что со мной станет.

Я расхохотался и увел его к себе.

Там цирк продолжился. Как только я приказал лакею расстелить для Канувиля постель в гостиной, капитан снова заговорил:

— Мой генерал, вы так добры.

— Да, ну и что же?

— А я так несчастен, я не могу спать один.

— Ах вот как! Но не хотите же вы лечь спать со мной?

— Нет, мой генерал, но, ради Бога, постелите мне в вашей комнате.

Я выполнил его просьбу. Вместо того чтобы лечь спать, мне пришлось слушать рассказ о его счастье я несчастье, он поведал мне мельчайшие подробности своего дивного приключения, воспевал достоинства и очарование принцессы, признавался в страсти к ней, говорил о взаимности. Я узнал все детали, все, что он придумывал, чтобы развлекать своего идола, очаровывать ее. Мне довелось услышать даже стихи, которые Тальма учил его декламировать, чтобы восхвалять Полину, он описал мне ее так подробно, что, будь я скульптором, смог бы изваять ее во весь рост.

Фурнье считал, что эта Полетта была «славной боевой лошадью Канувиля». Чтобы выбить этого человека из седла, нужно было его убить».

Канувиль недолго оставался в Испании. Передав почту принцу д'Эслингу, он сел в седло и, отпустив поводья, отправился в Париж. По дороге он не сводил глаз с горизонта, где, как пишет Альберт Фурнье в свойственной ему оригинальной манере, «маячила гигантская кровать обожаемой им любовницы»…

Неделю спустя он прибыл в Нейи и кинулся в комнату Полины. Зрелище, представившееся его взору, поразило Канувиля. В кресле сидела принцесса с задранной юбкой, а капитан драгунов Ахилл Турто де Септей, еще один верзила Бертье, «доводил до блеска ее драгоценность».

Канувиль так и застыл на пороге, и Полина, не прерывая приятного занятия, мило позвала его:

— Ну что же вы, входите, капитан!

Но офицер лишь отрицательно покачал головой. Позже он признается:

«Я был убит, увидев, как грубо и бездарно выполняет Септей ту работу, которую я делал так деликатно и нежно».